«Вернее дружбы нету талисмана...»

23-09-2023, 12:33 | Культура

В Колонном зале шел концерт. Певцы, сменяя друг друга, исполняли песни Расула Гамзатова. В конце вечера автор стихов вышел на сцену. Зрители встретили его овациями. Ведущий попросил поэта прочесть стихотворение на аварском языке. Гамзатов, прочитав небольшой отрывок, обратился к зрителям:
– Вы узнали эти строки?
Зал молчал, ожидая разгадки.
– Это из Лермонтова, в моем переводе, – улыбнулся он:
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
Зал взорвался аплодисментами.

Имя Расула Гамзатова пользовалось в Советском Союзе огромной известностью. Блистательный талант поэта счастливо совпал в нем с творческой натурой художника. Стихи Гамзатова отличались яркими образами, мягким юмором, тонкой иронией и глубоким смыслом. Восточное обаяние автора придавало им неповторимый колорит. Здесь есть и заслуга его замечательных переводчиков, прежде всего, Наума Гребнева и Якова Козловского.
Поэзия Гамзатова взошла на почве родного фольклора и литературных традиций народов Дагестана, а взметнувшими ее ввысь крыльями стала русская поэзия. Он много рассказывал о дагестанских лириках прошлых веков, слагавших прекрасные песни, и не уставал повторять, что Кавказ был покорен не силой русского оружия, а словом Пушкина, и всем генералам предпочитал поручика Тенгинского полка – Михаила Лермонтова.
Ему было у кого учиться. Он учился у Махмуда, прекрасного певца, который уверял, что любовь выше царской власти. Он восхищался Эльдарилавом, отравленным на пиру, который, испытывая предсмертные муки, все же взял в руки комуз и спел последнюю песню, посвященную народу. Он был покорен силой духа Анхил Марин, которой, чтобы она замолчала, жилами зашили рот, но бесстрашная женщина, разорвав губы, спела о том, что никогда не смирится с насилием.
Летом 1933 года по инициативе Максима Горького в Дагестан прибыли известные русские писатели Николай Тихонов, Петр Павленко, Владимир Луговской. Они встретились с Гамзатом Цадаса, снискавшим известность своей сатирой. В беседе с гостями хозяин дома сказал, что мечтает о том, чтоб его сын стал поэтом и писал о любви. Расул, впечатлительный мальчик, запомнил эту встречу на всю жизнь.
Эффенди Капиев, выслушав стихи юноши Расула, сказал: «Сейчас другое время, нужны другие стихи. Тебе надо поехать в Москву, нужно учиться».
Гамзатов последовал его совету. Федор Гладков, хотя и видел, что молодой поэт плохо владеет русским языком, зачислил его студентом возглавляемого им Литературного института.
«Москва и Литературный институт научили меня держать в руке перо, – писал позже Расул Гамзатов, – научили меня сидеть, склонившись над белой бумагой, научили меня думать, научили меня любить и ценить святое чувство недовольства собою и своим словом».
К дальним звездам, в небесную роздымь
Улетали ракеты не раз.
Люди, люди – высокие звезды,
Долететь бы мне только до вас.
Несмотря на декларативность, это искренние строки.
Расул Гамзатов называл себя певцом любви, которая, по его словам, молодых делает мужественными и мудрыми, старых и мудрых – молодыми. В его душе постоянно полыхал огонь любви:
Если в мире тысяча мужчин
Снарядить к тебе готова сватов,
Знай, что в этой тысяче мужчин
Нахожусь и я – Расул Гамзатов.
Далее, обращаясь к любимой, он писал:
Если пленены тобой давно
Сто мужчин,
чья кровь несется с гулом,
Разглядеть меж них не мудрено
Горца, нареченного Расулом.
Если десять влюблены в тебя
Истинных мужей –
огня не спрятав,
Среди них, ликуя и скорбя,
Нахожусь и я – Расул Гамзатов.
Не приходилось сомневаться: если в героиню, не склонную к посулам, влюблен только один счастливец, то это именно «горец, именуемый Расулом».
Поэт заканчивает послание в излюбленной манере, смешав границы вымысла и яви:
Если не влюблен в тебя никто
И грустней ты сумрачных закатов,
Значит, на базальтовом плато
Погребен в горах Расул Гамзатов.
Такова сила чувств поэта. «Расул создает не песни о любви, он поет песнь любви», – заметил Чингиз Айтматов. Но Гамзатов не был бы Гамзатовым, если бы не был столь самоироничен:
Разбуженный любовью на рассвете,
Пишу стихи о милой, но она
К ним равнодушна и в минуты эти
Лежит в объятьях сладостного сна.
Гамзат Цадаса нередко рассказывал сыну о Махмуде, признанном певце любви. Махмуд был в гостях, ему отвели лучшую кунацкую комнату. Утром, боясь, как бы поэт не проспал утреннюю молитву, хозяин заглянул в комнату. Он увидел, что Махмуд и не думал ложиться спать. Сидя на корточках на ковре, он писал стихи, бормоча их вслух.
– Махмуд, настал час утренней молитвы, брось стихи и молись!
– Это и есть моя молитва, – отвечал Махмуд.
Гамзатов, как и Махмуд, часто переступал через рамки привычных догм:
Изрек пророк:
– Нет бога, кроме бога!
Я говорю:
– Нет мамы, кроме мамы!..
В 1984 году в Москве готовились отметить 50-летие первого съезда писателей СССР. Намечались награды. Рассказывали, что в те дни в Союз писателей зашел Гамзатов и между шутками спросил, не готовят ли ему звезду Героя соцтруда?
– Зачем, у вас же есть звезда Героя?
– Одна для себя, другая – для Дагестана.
Главной темой своего творчества Гамзатов называл Дагестан. Он мог бесконечно рассказывать о своей родине и людях края. В сознании читателей его имя прочно связано с Дагестаном. На рубеже 1960-1970-х годов книга Гамзатова «Мой Дагестан» на фоне пустых, но громких идеологических фанфар была воспринята как сердечное откровение поэта. По его словам, он писал ее под диктовку любви и совести.
В этой книге много южного щедрого солнца, сияющих снежных вершин, чистых горных потоков, яркого звездного неба. Читаешь книгу, и на каждой странице возникают незабываемые лица дагестанских мудрецов, поэтов, музыкантов, каменотесов, чабанов. В этой книге живет истинная душа поэта.
Неожиданными для многих читателей в ней были рассказы о Шамиле, двадцать пять лет сражавшимся против русских войск. На горе Гуниб во время молитвы в поднятую руку имама попала пуля.
– Ты ранен, имам.
– Эта рана – пустяк. Дагестан истекает кровью. Ту рану залечить труднее.
В августе 1859 года Шамиль предстал перед князем Барятинским как великий пленник:
– Сардар, я сдаюсь в плен и отдаю свои земли в ваши руки.
– Полно жалеть. Хороша земля: скалы да камни!
– Скажи, сардар, кто же из нас прав: мы, что умирали за землю, считая ее прекрасной, или вы, что тоже умирали за нее, полагая ее плохой?
Целый месяц везли Шамиля в Петербург. Император при встрече спросил у него:
– Как показалась тебе дорога?
– Большая страна. Очень большая страна.
– Скажи, имам, когда бы ты знал, что государство мое так велико, воевал бы ты против него так долго?
– Вы же воевали так долго, зная, что у нас маленькая и слабая страна.
Князь Барятинский сказал пленнику, что напрасной была его борьба.
– Нет, – ответил Шамиль. – Чувство родины, чувство единого Дагестана я завоевал и оставляю потомкам.
Сохранилось прощальное письмо Шамиля, в котором он, обращаясь к землякам, завещал любить скалы Дагестана: «Без этих скал ваша земля не будет похожа на вашу землю, а без земли нет свободы бедным горцам. Берегите их!»
Давид Кугультинов рассказывал, что при первой публикации книги Расулу Гамзатову приходилось в ЦК КПСС отстаивать каждую фразу о Шамиле.
Нет нужды объяснять, что любовь к Дагестану нисколько не заслоняла перед поэтом тревог и болей остального мира:
Шар земной, для одних ты – арбуз. На куски
Разрезают тебя и кромсают зубами.
Для других ты – лишь мяч, и в игре игроки
То хватают тебя, то пинают ногами.
Шар земной для меня не арбуз и не мяч.
Шар земной, для меня ты – лицо дорогое,
Я слезинки твои утираю – не плачь,
Кровь смываю твою и пою над тобою.
Один из старших братьев Расула, будучи раненым на войне, умер в госпитале города Балашов. Посетив могилу сына, Гамзат Цадаса сказал: «Расширилось наше цадинское кладбище. Большим теперь стал наш аул».

Мне близки рассуждения Расула Гамзатова об аварском языке: «Ты мое богатство, сокровище, хранящееся про черный день, лекарство от всех недугов. Если человек родился с сердцем певца, но немым, то лучше бы ему не родиться. У меня в сердце много песен, у меня есть голос. Этот голос – ты, мой родной аварский язык. Ты за руку, как мальчика, вывел меня из аула в большой мир, к людям, и я рассказываю им о своей земле. Ты подвел меня к великану, имя которому – великий русский язык. Он тоже стал для меня родным, он, взяв за другую руку, повел меня во все страны мира, и я благодарен ему, как благодарен и своей кормилице – женщине из аула Арадерих. Но все-таки я хорошо знаю, что у меня есть родная мать».
Точно так же о родном и русском языках могут сказать и представители других народов России, что свидетельствует об общности судеб наших народов.
Однажды в Париже Гамзатов встретил художника-дагестанца, который много лет назад уехал в Италию учиться, женился и не вернулся домой. Возвратившись в Дагестан, поэт разыскал родственников художника. К его удивлению, оказалась еще жива мать художника, которая спросила:
– Вы разговаривали по-аварски?
– Нет. Мы говорили через переводчика. Я по-русски, а твой сын по-французски.
Мать закрыла лицо черной фатой, как поступают при сообщении о смерти близких. После долгого молчания она сказала:
– Ты ошибся, Расул. Это был не мой сын. Мой сын не мог забыть языка, которому его научила я, аварская мать.

«Вместе с материнским молоком он впитал сказочную мудрость песен и песенную сладость сказок», – писал Гамзатов об Эффенди Капиеве. Эти слова в полной мере можно отнести и к нему самому. Он прекрасно знал горский фольклор и всегда тяготел к меткому народному слову. Серьезную тему нередко облекал в легкую форму притчи или детской считалки:
Сорока-воровка
Кашу варила,
И, действуя ловко,
Она говорила:
– Десять старательных
Было молодчиков.
Два указательных ‒
В роли наводчиков.
Средние крали,
Большие – съедали.
В свидетели
Два безымянных попали.
Но дали не этому
И не тому,
Оба мизинчика
Сели в тюрьму.
Судя по реалиям текущих дней, эти строки, видимо, никогда не потеряют своей актуальности.
Шел пленум Союза писателей РСФСР. Корреспондент Центрального телевидения, молодая женщина, спросила у Гамзатова, какие проблемы будут обсуждаться на заседании?
– Какие проблемы, прекрасен наш союз, – улыбнулся поэт.
Известна фраза Гамзатова о том, что Дагестан добровольно не входил в состав Российского государства, но добровольно никогда не покинет Россию.
– Я хочу создать государство любви, – говорил он, обращаясь к слушателям, – и чтобы вы просили в нем убежища.
Шутки, меткие изречения Гамзатова мгновенно расходились по стране. Евгений Евтушенко отмечал, что многие строки поэта стали ходячими выражениями. Кайсын Кулиев, воспевая светлый дар Гамзатова, признавался:
Собрат мой, я дожил до горького дня,
Но день улыбнулся мне снова,
И снова надежду вселило в меня
Тобой изреченное слово.
В мой день испытания, в черный мой час
От песни, тобою пропетой,
Я вижу – снегами искрится Кавказ,
И даль озаряется светом.
В стихотворении «Памятник» Гамзатов, говоря о неразрывной связи своей поэзии с родным краем, писал:
Пусть гордый финн не вспомнит мое имя,
Не упомянет пусть меня калмык…
Уверен, он улыбался, выводя эти строки, ибо рассчитывал как раз на обратный результат, ведь обращение к именам финна и калмыка, как и вся тема, восходят к пушкинской традиции.
Калмыкию и Дагестан объединяет не только Каспийское море. Тысячами нитей человеческих судеб связаны наши народы. Вот уже более полувека для многих дагестанцев, сельских тружеников, Калмыкия по сути стала вторым домом. Эффенди Капиев в детстве некоторое время жил в селении Менгута, малой родине Давида Кугультинова. В годы войны судьба также не раз сводила его с калмыками.
Расул Гамзатов не раз бывал в Калмыкии. В 1997 году вместе с супругой он прилетал на 75-летие Давида Кугультинова. Они летели вертолетом и немного опоздали на начало торжества. Когда чета Гамзатовых вошла в зал, люди встретили их стоя.
Расулу Гамзатову тут же предоставили слово. Он говорил немного, но образно: «Помните, какой нерушимой казалась советская власть, но вот ее уже нет, а Давид – есть. Он принадлежит к людям, которые будут всегда».
Однажды в середине 80-х годов в еженедельнике «Литературная Россия» я увидел снимок: на переднем фоне стоит Гамзатов в окружении артистов, а за ними в отдалении сидят Кулиев и Кугультинов.
Я спросил у Давида Никитича, что за снимок? Он рассказал мне следующее. В 1973 году в Махачкале отмечали 50-летие Расула Гамзатова. Раскрылся занавес и на сцене в декорациях предстал аул Цада и крупным планом дом Гамзатовых. Ведущая объявила: «Расул Гамзатович, поднимитесь в свой дом и пригласите друзей». Расул встал и сказал: «Всем не поместиться на сцене, Кайсын, Давид, давайте поднимайтесь!»
В ходе вечера, – вспоминал Давид Никитич, – слово предоставили Иосифу Кобзону. В руках он держал небольшой дубовый бочонок с золотыми обручами.
– Пустым бочонок не дарят, а вино пить рано, поэтому я налил в него чай, - сказал певец и подал Гамзатову вместительный рог. Расул отпил немного и передал Кайсыну, который, также отпив, вручил рог мне. Я попробовал напиток, это был коньяк. Что делать? Рог не стакан, в сторону не отставишь. Пришлось отдать дань традиции.
Быть может, вспоминая и этот случай, Гамзатов в послании Кугультинову писал: «мы соколам были сродни».
Кугультинов перевел на калмыцкий язык книгу избранной лирики Гамзатова. Он говорил, что, читая поэта, вырастаешь в собственных глазах. На встречах с читателями называл Гамзатова великим поэтом современности.
В 2003 году президент России Владимир Путин решил лично поздравить Гамзатова с 80-летием. Он принял поэта, сообщив заранее, что будет рад и его друзьям. На встречу с президентом Расул Гамзатов пригласил Давида Кугультинова, Даниила Гранина и Нану Брегвадзе. Они говорили о нравственных началах в государственном управлении и социальной политике.
Время всевластно. Расул Гамзатов и его друг Давид Кугультинов, как сказано у поэта, сменили земные адреса, но оставили нам незабываемый пример дружбы и поэтического братства.
Они были земными людьми, могли ошибаться в житейских делах, им довелось пережить клевету и хулу, но они были поэтами, вдохновенными и мудрыми, в их стихах всегда жила мысль, которая звала и окрыляла души людей.
«Вернее дружбы нету талисмана», – писал Расул Гамзатов. И это так, потому что, как гласит горская мудрость, мир держится верностью друзей.
ДАВИДУ КУГУЛЬТИНОВУ

Вершин размыкаю я цепь,
И вдаль через Каспий летит
Посланье в калмыцкую степь
К тебе, Кугультинов Давид.

Извечный рокочет прибой,
И мечутся чайки во мгле.
Когда-то встречались с тобой
Мы чаще на грешной земле.

Как будто бы только вчера
Мы соколам были сродни.
И в Красную книгу пора
Уже заносить наши дни.

У нас с тобой, вспомни, мой друг,
товарищи были одни.
А нынче их сузился круг,
Храни его, небо, храни!

Роднила поэзия нас,
И свой был у каждого лик.
И звездный познали мы час,
Суливший бессмертия миг.

Лихих не склоняя голов,
Как жили, ушли без кольчуг
Гудзенко, Луконин, Орлов,
Так вещий сужается круг.

Прекрасен божественный дар,
И нами у горных вершин
Оплакан Думбадзе Нодар
И неповторимый Кайсын.

Ровесники наши они,
Но вещий сужается круг,
Храни его, небо, храни
И не преуменьши заслуг.

Как прежде, распахнута даль,
И прошлым нельзя пренебречь,
Но жаль мне – и в этом печаль –
Что редок стал счет наших встреч.

Но уже пророческий круг,
И стал я бояться газет:
Не раз узнавал от них вдруг
О том я, что умер поэт.

Чей завтра наступит черед –
Неведомо. И сквозь туман,
Венчая собой небосвод,
Гусиный плывет караван.

С ним шлю я посланье, как зов.
Откладывать встреч недосуг,
Покуда земных адресов
С тобой не сменили мы, друг.

ЦЕЛУЮ ЖЕНСКИЕ РУКИ

Целую, низко голову склоня,
Я миллионы женских рук любимых.
Их десять добрых пальцев для меня
Как десять перьев крыльев лебединых.

Я знаю эти руки с детских лет.
Я уставал – они не уставали.
И, маленькие, свой великий след
Они всегда и всюду оставляли.

Продернув нитку в тонкую иглу,
Все порванное в нашем мире сшили.
Потом столы накрыли. И к столу
Они всю Землю в гости пригласили.

Они для миллионов хлеб пекли.
Я полюбил их хлебный запах с детства.
Во мне, как в очаге, огонь зажгли
Те руки, перепачканные тестом.

Чтобы Земля всегда была чиста,
Они слезой с нее смывают пятна.
Так живописец с чистого холста
Фальшивый штрих стирает аккуратно.

Им нужно травы сметывать в стога,
Им нужно собирать цветы в букеты,
Так строится бессмертная строка
Из слов привычных под пером поэта.

Как пчелы в соты собирают мед,
Так эти руки счастье собирают.
Земля! Не потому ли каждый год
В тебе так много новизны бывает?

Когда приходит трезвостью беда,
Когда приходит радость, опьяняя,
Я эти руки женские всегда
Целую, низко голову склоняя.

Василий ЦЕРЕНОВ

«Вернее дружбы нету талисмана...»
«Вернее дружбы нету талисмана...»

Видео