Зигзаги и перипетии борьбы обретения автономии калмыцкого народа

03-07-2020, 16:37 | Общество

5 июля 1920 года, 12 часов дня… Широкая степь, ветер, поле на окраине поселка Чилгир, рядом с которым возвышается домик, являющийся ныне памятником культуры федерального значения. На том поле – более трехсот делегатов Первого Общекалмыцкого съезда Советов, поодаль стоят десятки красноармейцев, чоновцев, местных жителей. Все они с огромным вниманием и нескрываемым волнением слушают докладчика – председателя КалмЦИК Араши Чапчаева. Он напоминает делегатам, что накануне вечером, на 5-м заседании съезда, Антон Амур-Санан зачитал в переводе на калмыцком языке важнейший политический документ – проект «Декларации прав калмыцкого трудового народа».
Документ носил несколько странное, может быть, даже неточное название, но здесь была важна не форма, важна была его суть, особенно первый пункт, который провозглашал: «Все калмыцкое население Астраханской губернии… Ставропольской губернии… Терской области… Донской области… образует область под названием «Автономная Область Калмыцкого трудового народа». Чапчаев предлагает желающим выступить. После нескольких замечаний и предложений выходит Амур-Санан и при всеобщем одобрении предлагает принять некоторые важные поправки, но мелкие детали не включать в основополагающий документ, составленный из положений общего характера, а изложить их отдельными наказами КалмЦИК и решениями съезда.
В 12.30 Первый Общекалмыцкий съезд Советов ЕДИНОГЛАСНО принимает «Декларацию прав калмыцкого трудового народа», провозгласившую создание калмыцкой автономии. Бурные аплодисменты и возгласы восторга, ликованию присутствующих нет предела. Их многолетняя мечта стала наконец обретать реальные очертания…
Но каков был этот путь? Какие препятствия встретились на нем? И как долго пришлось ждать исполнения заветной мечты? Начнем издалека, чтобы яснее представить себе картину тех давних времен.
В начале ХХ века планета оказалась на переломе двух исторических эпох. Весь мир до основания потрясла технологическая революция, коренным образом разрушившая старую структуру экономики, изменившая сложившийся уклад и образ жизни. Прорывные открытия в области химии, ядерной физики, биологии привели к появлению новых индустриальных отраслей (электроэнергетики, химической промышленности, двигателестроения и т.д.), новых видов транспорта (автомобилей, самолетов, турбинных кораблей и др.) и коммуникаций, технологическому рывку во многих существовавших областях промышленности и сельского хозяйства. Неумолимый технический прогресс в этот период продвигался, как говорится, семимильными шагами.
Столь глобальные изменения в экономике, в формационном базисе неминуемо должны были вызвать структурные перемены и в общественной надстройке, в социально-политической системе. Старые сословия разрушаются, зарождаются новые классы и социальные группы, увеличивается экономическое расслоение общества. Зарождается финансово-промышленная олигархия, появляются первые миллиардеры, а обнищание масс бедноты идет стремительными темпами. Кровавая бойня Первой мировой войны послужила спусковым крючком для невиданного по мощи движения народных масс, которые, как карточный домик, разрушили вековые империи. Те элиты, которые не хотели или не могли изменить себя путем эволюции, путем реформ, заменялись путем революций.
Перед модернизационными вызовами эпохи тогда оказалась и Россия в целом, и каждый из ее народов в частности, в том числе и калмыцкий. И то, насколько адекватно наш народ мог ответить на эти вызовы в данный исторический момент, определяло не только степень его развития и благосостояния, но и вопрос дальнейшего существования. Проще говоря, останутся ли они на обочине цивилизационного пути или смогут шагать вровень с прогрессом.
Между тем после ликвидации Калмыцкого ханства в 1771 году калмыки оказались разделены между несколькими регионами, с различающимися системами управления и сословного деления. Большая часть калмыков (147 тыс.) проживала в улусах Калмыцкой степи Астраханской губернии. Один улус (8,5 тыс. чел.) входил в состав Ставропольской губернии. Более 32 тыс. калмыков проживали в Области Войска Донского, в основном в составе 13 казачьих станиц Сальского округа. Помимо этого, небольшие группы калмыков проживали в Кумском аймаке и станицах Терской области (всего более 4 тыс. чел.), в станицах Оренбургского, Уральского и Астраханского казачьих войск. Калмыки Астраханской губернии, хотя и являлись национальным большинством в районах своего проживания, но национально-государственной автономии не имели, как, впрочем, и большинство народов Российской империи. В тот период ограниченная автономия была лишь у трех государственных образований: Великого княжества Финляндского, Хивинского ханства и Бухарского эмирата.
Управление Калмыцкой степью осуществлялось в рамках системы попечительства. С самого начала она вводилась как временная, но, как известно, в России нет ничего более постоянного, чем временное. Во главе управления калмыцким народом и улусных попечительств стояли чиновники, назначаемые в большинстве своем не из местных жителей, чуждые калмыкам-кочевникам и зачастую не понимавшие ни их системы ценностей, ни истинных нужд. Сами калмыки на такие должности никогда не назначались. Попечители при весьма малочисленном аппарате сконцентрировали в своих руках широкие административные, распорядительные, судебно-следственные, полицейские функции, что не давало им возможности квалифицированно выполнять даже одну функцию. Неудивительно, что состояние дел по Управлению калмыцким народом оценивалось как «хаотическое». Система самоуправления была очень слабой и полностью находилась под плотным контролем чиновников.
Экономика калмыцких улусов была основана на экстенсивном кочевом скотоводстве, которое во многом зависело от природных условий. Сильные засухи, бураны или дзут могли мгновенно уничтожить тысячи голов скота. Заготовка фуража, строительство укрытий, селекция скота и прочие приемы интенсификации скотоводства использовались слабо. Земледельческих и рыболовецких хозяйств в улусах было немного. По данным обследования 1909 года, в Калмыцкой степи 70 % хозяйств имели поголовье ниже тогдашнего «прожиточного минимума» (5 голов скота на человека), а еще 13% хозяйств не имели скота вовсе. Таким образом, более 80 % калмыков были бедняками. Лишь 517 (2,3 %) хозяйств имели от 100 до 500 голов скота и 39 (0,1 %) – свыше 500 голов скота.
Особенно тяжелым было положение в духовно-культурной сфере. Почти все школы и больницы в степи содержались за счет общественного капитала, складывавшегося из налогов самих калмыков, но даже при наличии средств и спонсоров общины не могли открывать образовательные или лечебные учреждения без одобрения чиновников, которые не всегда поддерживали подобные инициативы. Перед началом Первой мировой войны в Калмыцкой степи не было даже и трех десятков одноклассных школ, которые давали минимальный объем знаний. В 1913 году в степи было всего 5 врачебных участков, 5 врачей и 11 фельдшеров. Положение у калмыков Ставропольской губернии было несколько лучше: одноклассные школы были почти во всех родах, также имелись две двуклассные школы. Донские калмыки-казаки, благодаря развитому самоуправлению и более широким возможностям по распределению финансирования, имели 33 одноклассные станичные и хуторские школы, в том числе 6 женских. Калмыцких культурных учреждений не было ни в одном регионе.
Таким образом, калмыцкий народ, находившийся в начале ХХ века в рамках явно устаревшей общественно-политической системы, был разделен между несколькими регионами и заметно отставал в экономическом и культурном развитии, даже по меркам не самой прогрессивной в тот период Российской империи. Значительная часть народа за пределами Калмыцкой степи оказалась в иноэтничном окружении и не везде находила понимание и поддержку власть предержащих. Были локальные группы, которые исчезли в результате ассимиляции, были группы с десятитысячным населением, которые за полтора века уменьшились в 10 раз.
Национальная элита, аккумулировавшая основные требования и устремления калмыцкого народа, осознавала эти проблемы еще в царские времена и пыталась решить в силу своих возможностей. В тот период она состояла из трех групп: 1) бывшей аристократии и нобилитета (нойонов и зайсангов); 2) ламаистского духовенства; 3) зарождающейся интеллигенции (людей с высшим образованием – юристов, врачей, ветеринаров). Говоря о последней группе элиты, следует помнить, что даже среднее образование (не говоря уже о высшем) в те времена было довольно дорогим. Поэтому калмыки-простолюдины, получившие высшее образование в течение многих лет на чужбине, в иноязычной и инокультурной среде, действительно были неординарными личностями, обладавшими выдающимися способностями. Все группы хорошо понимали, что ключевым фактором для решения этих проблем является выделение калмыцких улусов в автономный регион с развитой системой самоуправления. Например, в 1913 году нойон Серебджаб Тюмень предлагал создать из калмыцких улусов Павловский уезд с введением земства, что давало широкие возможности для самоуправления и финансирования школ и больниц.
Революция 1917 года предоставила элитам всех народов России широкие возможности для реализации своих устремлений. Уже в марте прошел первый съезд представителей калмыцкого народа, на который были избраны нойоны Данзан Тундутов, Серебджаб Тюмень и зайсанги Бадма-Ара Шонхоров, Бегали Онкоров и другие, более 30 лам и багши во главе с шаджин-ламой Чимидом Балдановым, адвокаты Санджи Баянов, Номто Очиров, врачи Эренджен Хара-Даван, Улюмджи Душан, Сангаджи-Гаря Хадылов, ветеринары Ордаш Босхомджиев, Надбит Дулаханов и другие. Официально проблема автономии на самом съезде не ставилась, однако там обсуждался другой вопрос, тесно с нею взаимосвязанный – земельный.
В ходе обсуждений были сформулированы три пути решения земельного вопроса. Одна группа (во главе с Баяновым и Хара-Даваном) ратовала за введение земства среди калмыков с вводом общегосударственных и земских повинностей, уравнением в правах с крестьянами и с закреплением земли за общинами. Вторая группа (во главе с Тундутовым и Очировым) требовала перевода калмыков в казачье сословие с закреплением за общинами земельных наделов, как вознаграждение за военную службу. Позже появилась третья группа (во главе с Хадыловым и большедербетовцем Лиджи Карвиным), которая выступила за союз с крестьянством и уравнительный передел земли.
Первоначально ЦИК по управлению калмыцким народом (ЦИК УКН) пытался идти по «земскому» пути. Временное правительство 1 июля 1917 года согласилось выделить Калмыцкую степь и Кумский аймак Терской области «в самостоятельную земскую единицу, обособленную от Астраханского губернского земства». Первый шаг по пути обретения автономии был сделан. Однако вопросы землеустройства и национально-культурного строительства в постановлении не ставились, не говоря уже об объединении калмыцкого народа. Самое главное, земство не давало никакой защиты от земельных захватов. Между тем в соседние с калмыцкими улусами села стали прибывать толпы вооруженных дезертиров, которые активно использовались в земельных спорах.
В этих условиях все более популярной среди калмыков становилась идея перехода в казачество, благодаря которому они могли получить оружие. Позже сторонники этой идеи прямо заявляли, что одной из причин перехода калмыков в казачество является их желание «сохранить в неприкосновенности свои земли от уравнительной разверстки». После первых успехов нойонов Тундутова и Тюменя, которые сумели получить поддержку от донского и астраханского атаманов, сторонники «земского» пути стали поддерживать «казакоманов».
Лидер «земцев» Э. Хара-Даван, который позже стал первым лидером Советской Калмыкии, а затем белоэмигрантом, в своих воспоминаниях писал, что «еще будучи студентом, пришел к твердому убеждению, что спасение калмыцкого народа и нации – в ея объединении», а вот форма объединения, в виде самостоятельного региона или как вхождение в другое образование, для него – «вопрос политической комбинации». Такой же позиции придерживалось и большинство представителей элиты калмыцкого народа (да и многих других народов России). Следует понимать, что в Гражданской войне в России активно сражались миллионы человек, но большинство населения страны не желало участвовать в братоубийственной резне и пыталось выжить в те тяжелые годы.
Вряд ли стоит удивляться тому, что в биографиях некоторых членов Калм.Облисполкома, избранного на чилгирском съезде, мы видим отметки о службе в структурах Временного правительства, деникинской администрации и Советской власти (Лиджи Карвенова, Егора Сайкова, Оля Лиджиева, Галзана Манкирова, Улюмджи Лавгаева и других). Андрей Мещеряков при царе был попечителем улуса, после начала революции 1917 года – председателем исполкома, после перехода в казачество – улусным атаманом, при советской власти – председателем улусного Совета. На всех постах он интенсивно работал на благо своего улуса, даже ослеп на рабочем месте, пользовался большим уважением и авторитетом у жителей Яндыко-Мочажного улуса, которые раз за разом избирали его в свой представительный орган власти. Чиновник Федор Плюнов работал при царе в аппарате «заведовавшего калмыцким народом», после революции 1917 года – в ЦИК УКН, при казаках – в войсковом правительстве, при Советской власти он был секретарем всех ЦИК до окончания Гражданской войны и фактически возложил на себя весь объем делопроизводственного документооборота калмыцкого правительства в те нелегкие годы. Земскими гласными начинали свою политическую карьеру учитель Араши Чапчаев, врач Улюмджи Душан, переводчик Эрдни-Ара Кекеев, рыбак Хохол Джалыков и другие. Поэтому надо понимать, что ярых сторонников белогвардейцев или советской власти среди них было не так много. Главным для них был вопрос объединения калмыцкого народа в рамках национального региона или автономного образования в составе другого региона, а какой власти решать эту проблему, для них было вопросом «политической комбинации».
В ноябре 1917 года в Яшкуле прошел Большой круг Калмыцкого казачьего войска, который утвердил создание войска и его вхождение в состав Астраханского казачьего войска на паритетных началах. Однако вхождение в казачество не предоставило калмыкам оружия для защиты земель. В Питере произошел октябрьский переворот, и пришедшие к власти большевики с большим недоверием относились к казакам-«нагаечникам».
Когда в январе 1918 года Астраханское войско подняло мятеж против советской власти, среди повстанцев оказалось 240 калмыков с 85 винтовками и дробовиками, значимость которых в уличных боях оказалась невысокой. Для новых двух сотен калмыков, набранных в Калмбазаре, оружия не нашлось вовсе. Мятеж потерпел предсказуемое поражение, войсковое правительство было вынуждено бежать, в степи образовался вакуум власти. Несмотря на то, что в улусах ряд калмыков выступил против повстанцев и сорвал набор новых сотен, астраханские власти наложили на всю Калмыцкую степь клеймо «контрреволюции».
В этих сложных условиях руководство Калмыкией принял на себя доктор Хара-Даван. Осенью 1917 года он отошел от политической деятельности и занялся врачебной практикой в Царицыне. Однако после подавления Астраханского мятежа ему доставили письмо Бориса Криштафовича (бывшего «заведовавшего калмыцким народом» и председателя правительства Калмыцкого казачьего войска), в котором тот сообщил о сложившейся тяжелой ситуации и предложил выехать в Калмыцкую степь, чтобы «организовать там власть Советов, дабы спасти калмыцкий народ».
Хара-Даван осуществил преобразование и переизбрание местных органов власти в Советы, организовал при Астраханском губисполкоме орган по управлению Калмыцкой степью – Калмыцкую секцию. Членами секции были Араши Чапчаев, Константин Никитин, Очир Эльдяшев, а сам Хара-Даван стал председателем, оказавшись таким образом первым лидером Советской Калмыкии.
Однако губернские власти к их деятельности относились с недоверием и подозрительностью. Они отказывались предоставлять оружие для вновь формируемой народной милиции в улусах. Представитель НКВД РСФСР А.Н. Соколов прямо заявил: «Калмыцкая степь к Октябрьской революции приложилась одним боком, почему и к созданию отрядов на местах необходимо отнестись с осторожностью. Мы даем оружие только коммунистам». Таким образом, улусы оказались беззащитны перед нарастающей волной грабежей и бандитизма. Мало того, в улусах стали появляться группы совработников и красноармейцев, которые стали заниматься произвольными реквизициями и даже откровенными грабежами.
В июле 1918 года в северных улусах появилась группа члена Астраханской краевой коллегии губЧК Льва Татищева, который был направлен «для раскрытия контрреволюции, организации всеобщего обучения и агитации». Вместо этого Татищев занялся арестами богатых калмыков, у которых пытками вымогали золото и ценности. Начались грабежи, вымогательства, изнасилования и убийства. Был убит багши Дунду-хурула. В результате кочевники стали просто разбегаться от этой банды. На письменные увещевания Татищев не откликнулся, поэтому астраханским властям пришлось направить новый отряд для ареста грабителей.
Помимо волны бандитизма, Калмыцкой секции пришлось столкнуться и с проблемами сепаратизма. Крестьяне южной части Черноярского уезда давно выражали недовольство тем, что центр их уезда, отделенный калмыцкими кочевьями, отстоял от них на 200-300 верст, что представляло заметные неудобства во многих вопросах. В мае 1918 года 13 сел (Элиста, Ремонтное, Булгун-Сала, Кюрюльта, Кормовое, Кресты и другие) приняли решение о своем выделении из Черноярского уезда и выделении Манычского улуса из Калмыцкой степи с их объединением в Элистинский округ. В июне съезд Советов Черноярского уезда высказался за включение в состав уезда Малодербетовского улуса и предложил калмыцкому населению «отказаться от создания отдельной калмыцкой административной единицы».
Тем временем на Юге России явочным порядком образовался новый регион – Царицынская губерния. Город Царицын был крупным транспортным и промышленным узлом, имел большую пролетарскую прослойку, и неудивительно, что он стал центром Советской власти в макрорегионе. Здесь находился РВС Северо-Кавказского военного округа во главе с И.В. Сталиным. В марте 1919 года, согласно постановлению коллегии НКВД РСФСР, в Царицынскую гебернию оказались включены (помимо других районов) Черноярский уезд и Элистинский округ.
В этих условиях ряд работников Калмыцкой секции разочаровались в политической деятельности и прекратили работу в ней. Среди них и Хара-Даван, что оказалось для Калмыцкой секции тяжелейшим ударом. В этот ответственный момент секцию возглавил Константин Никитин, который сумел переломить упаднические настроения. Он кооптировал в секцию новых членов, в том числе Антона Амур-Санана, бывшего члена ставропольского губисполкома, бежавшего из Ставрополя перед взятием его белыми войсками. Будущий писатель имел хорошее образование (учился в университете Шанявского), был очень энергичен, обладал хорошими организаторскими и ораторскими данными, сумел в короткие сроки завоевать популярность среди калмыцких совработников и красноармейцев. Новым председателем Калмыцкой секции, а затем Калмыцкого исполкома стал Араши Чапчаев.
Важнейшим вопросом для Советской Калмыкии была мобилизация калмыков в ряды РККА. Однако мобилизация проводилась хаотично и на разных условиях, подчас весьма экстремальных, что еще больше дестабилизировало обстановку в регионе. Например, Черноярский военком послал в Икицохуровский улус отряд Арнольда Большого, который начал мобилизацию сразу 11 наиболее боеспособных возрастов. При этом Большой стал налагать на аймаки колоссальные контрибуции, реквизировать лошадей и скот, заниматься откровенными вымогательствами и грабежами. Неудивительно, что калмыки-призывники от такой мобилизации бежали при первой же возможности. Из-за реквизиции подвод исполком Икицохуровского улуса не смог вывезти 15,1 тыс. пудов муки, отпущенных населению на зиму, и в улусе начался голод.
Более успешной казалась поначалу мобилизация, проведенная 10-й армией в Малодербетовском и Манычском улусах. Здесь большую роль сыграла работа в мобилизационной комиссии донского калмыка Василия Хомутникова. Он на родном языке объяснил призываемым калмыкам, что они идут на службу в национальную часть Красной Армии. Калмыки охотно записывались на службу вместе со своими лошадьми. Однако в запасном полку у них стали отбирать лошадей и посылать в пехоту.
Наиболее успешной оказалась мобилизация, проведенная Калмыцким исполкомом и санкционированная решением 2-го съезда Советов калмыцкого народа. Мобилизационную работу проводили не заезжие отряды красноармейцев, а местные военкоматы, созданные решением того же съезда. В ходе мобилизации призывались мужчины двух возрастов (23 и 24 лет). Большую роль в успехе мобилизации сыграла пропагандистская работа комиссаров и переводчиков, присланных в улусы из КалмЦИК. Несмотря на то, что призыв производился только в восточных улусах и только двух возрастов, набранного контингента оказалось достаточно для формирования 1-го Образцового Революционного Калмыцкого конного полка.
Успешность мобилизации позволила 3-му съезду Советов калмыцкого народа, прошедшему в декабре 1918 года, одобрить новую мобилизацию и формирование 2-го и 3-го Калмыцких полков. Однако губернские власти, с подозрением относившиеся к стремлению Калмыцкого исполкома и его органов, постоянно именовавших себя Центральными, к отказу от статуса уездного, преобразовали Центральный Калмыцкий военкомат в уездный. В результате этого мобилизация калмыков фактически прекратилась.
Однако для зарождающейся Красной Армии тогда вопрос с конницей стоял очень остро. Сформировать кавалерийские соединения из войск царской армии не получилось. К казачьим частям, большая часть которых перешла к белым, доверия не было. Таким образом, РККА могла комплектовать конные соединения либо крестьянами-выходцами из районов, занимавшихся коневодством, либо представителями народов, являвшихся прирожденными конниками. Из последних к началу 1919 года под контролем советской власти оставались лишь калмыки, отчасти башкиры и казахи. К тому времени мобилизационная работа в макрорегионе оказалась сконцентрирована в руках Каспийско-Кавказского краевого военкомата, который 5 марта 1919 года восстановил Центральный Калмыцкий военкомат. Он сразу же приступил к мобилизации шести возрастов (всего 4 тыс. калмыков). 20 марта 1919 года началось формирование Калмыцкой кавалерийской дивизии. Хотя в интернационалистской Красной Армии формирование национальных частей не допускалось, но здесь было «сделано исключение» и имелось «особое указание тов. Л. Троцкого. Особенности уклада и религии будут постепенно приспосабливаться к требованиям службы».
К тому времени социально-экономическая ситуация в Калмыцкой степи резко ухудшилась. Бессистемные и повальные реквизиции привели к почти полному разграблению и без того небогатого имущества кочевников. Разгромленная на Северном Кавказе 11-я армия РККА начала отступать через Калмыцкую степь, захватывая и уничтожая последние остатки имущества кочевников.
Председатель Яндыко-Мочажного исполкома Сангаджи-Гаря Хадылов, докладывал: «Население не имеет ни чаю, ни хлеба, ни мануфактуры, ни сельскохозяйственных, ни рыбно-ловецких предметов. Мешают бессистемные реквизиции подвод и фуража: то под пленных, то под войсковые части, то для военных грузов, то под беженцев… Там, где проезжают красноармейцы, реквизиции принимают безобразный характер, отбирают уже не только подводы и фураж, отнимают все, включая чашки и ложки». Ему вторил военрук Калмыцкого военкомата Мефодовский: «Происходит грубый и несправедливый произвол, глумятся над человеческой личностью, насилуют женщин, устанавливают какие-то контрибуции… В степи сейчас происходит полная вакханалия. Сегодня Большой, завтра Бесов, и все это не временное явление, ибо один узурпатор и грабитель сменяется другим. От их грабежей (до ниток) страдает не только один трудовой калмыцкий народ, но и вся Советская Россия».
В результате в улусах стали резко нарастать антисоветские настроения. Эркетеневская улусная сотня во главе с военкомом Эрдниевым перешла на сторону белых. В отрядах мобилизованных начались волнения. Корпуса С.Г. Улагая и Д.П. Драценко, вторгшиеся на территорию Калмыкии весной 1919 года, встретили широкую поддержку местного населения. За короткий период почти вся территория Калмыкии была занята белогвардейцами и партизанами.
Однако национальная политика белых правительств была на удивление негибкой. Представители военщины, воспитанные в духе патриотизма и верности былым идеалам рухнувшей империи, и правые консервативно-монархические элементы, мечтающие о возрождении великой державы, не могли принять идеи национальной суверенизации. Девиз национальной политики этих лидеров был прост: «Единая и неделимая Россия». Воззвание Деникина «Калмыки, вы одной с нами родины – России», заканчивающееся словами: «Вперед за единую, великую, неделимую Русь», не давало калмыцкому народу никаких гарантий для сохранения этнической идентичности.
Тем временем формирование Калмыцкой кавдивизии РККА шло с большими проблемами. Командный состав соединения был укомплектован бывшими царскими офицерами, которые хорошо знали кавалерийское дело, но не владели калмыцким языком и не понимали культуры и менталитета подчиненных. Очень плохо была поставлена система снабжения. Не хватало вооружения, лошадей, обмундирования, обуви, амуниции и снаряжения. Винтовки были разных систем и калибров, поэтому иногда обучение становилось чуть ли не индивидуальным. 2 июня 1919 года председатель РВС 11-й армии Константин Мехоношин решил расформировать Калмыцкую кавдивизию. Через 3 дня он передумал, но было поздно: инструкторский состав убыл к новому месту назначения.
Тогда калмыцкие части вывели в тыл и передали в состав Запасной армии, которая решила вопросы с их снабжением и вооружением. В командный состав были направлены опытные военнослужащие, калмыки или славяне, владеющие калмыцким языком (Харти Кануков, Василий Хомутников, Аким Стаценко, Андрей Дрючков, Максим Шапшуков, Тюмид Шивидов и другие). Именно тогда был разработан и утвержден особый знак различия калмыцких национальных частей со звездой и свастикой (люнгтн).
В марте 1919 года КалмЦИК направил Амур-Санана в Москву для руководства Калмыцким отделом ВЦИК и наркомата по делам национальностей (НКДН). Амур-Санан и председатель КалмЦИК Араши Чапчаев провели огромный объем работ, чтобы привлечь внимание федеральных органов власти к проблемам Калмыкии. Они предлагали провести Общекалмыцкий съезд и провозгласить автономию еще весной 1919 года, однако вторжение белых сорвало этот процесс. Благодаря их работе, советские и партийные работники признали, что они «на Калмыцкую степь обращали мало внимания и, возможно, только поэтому белогвардейцы так легко ее заняли». 26 мая 1919 года газета «Жизнь Национальностей» опубликовала статью Амур-Санана «Ключи Востока», в которой он предлагал использовать калмыцкие части для распространения «идеи Власти Советов» на Востоке, среди монгольских и других буддийских народов.
9 июля Оргбюро ЦК РКП(б) и 10 июля Совнарком РСФСР рассмотрели очередной доклад Амур-Санана и прибывшего в Москву Араши Чапчаева и дали положительное заключение на этот проект. Затем он был доработан заместителем наркома НКДН С. Пестковским и направлен Ленину. 14 июля Амур-Санан и Чапчаев направили В.И. Ленину докладную записку с предложением о направлении калмыцкого отряда через Монголию и Тибет к северо-восточной границе Индии – жемчужине Британской империи. Они не сомневались, что появление калмыков «на буддийском участке её пограничной линии» (Непал, Бутан, Сикким) вызовет переполох у британцев, ведущих третью англо-афганскую войну, и отвлечет часть сил от Средней Азии. Кроме того, они подчеркнули перспективность этого военного театра: «Здесь прямой путь в наиболее революционно настроенную провинцию Индии – Бенгалию; Бирма же и Сиам, дают возможность проникнуть сухим путем еще глубже в тыл английским колониальным владениям, даже в пределах Индокитая». Неудивительно, что нарком НКДН И.В. Сталин говорил в тот период о важности маленького калмыцкого народа, проблемы которого могут отразиться на всем Востоке. Удивительно другое, что почти четверть века спустя он с легкостью ликвидировал автономию калмыцкого народа, а самих калмыков отправил на смерть в холодную Сибирь.
22 июля 1919 года вышло ленинское «Воззвание к трудовому калмыцкому народу», в котором вопрос об объединении калмыцкого народа и провозглашении автономии Калмыкии передавался на усмотрение будущего Общекалмыцкого съезда Советов. Советское правительство не ограничилось декларациями и издало ряд декретов и распоряжений, которые должны были стабилизировать экономическую ситуацию в Калмыцкой степи. 24 июля 1919 года был подписан декрет «О новом устройстве земельного быта калмыцкого народа», который запретил любые захваты калмыцкой земли. 15 октября 1919 года вышел декрет «Об охране и восстановлении калмыцкого животноводства», который накладывал запрет на реквизицию калмыцкого скота ниже определенной нормы. 10 октября 1919 года в продовольственном отношении Калмыцкая степь была выделена из состава губернии и стала подчиняться федеральному центру напрямую, что заметно улучшило экономическую ситуацию в регионе.
Все эти меры, в конечном итоге, привели к тому, что настроения в Калмыцкой степи стали меняться в пользу советской власти. Осенью 1919 года вступили в бой 1-й и 2-й Калмыцкие кавалерийские полки РККА.
После изгнания белых из степи в феврале 1920 года началась подготовка долгожданного Общекалмыцкого съезда Советов. В марте – мае прошли улусные съезды, которые одобрили этот проект. Съезд прошел в период со 2 по 9 июля 1920 года в с. Чилгир. В нем приняли участие делегаты от всех улусов Калмыцкой степи Астраханской губернии, Большедербетовского улуса Ставропольской губернии, 13 калмыцких станиц Донской области, Кумского аймака Терской области, а также члены КалмЦИК, представители советских и партийных органов, национальных частей и других. На съезде был принят ряд решений, самым известным из которых было объединение всех разрозненных частей калмыцкого народа и провозглашение долгожданной национальной автономии.
Ввиду того, что советская национальная политика требовала отказа от чересполосицы, был произведен размен территорий. Северный и Червленский аймаки (Зёты, Тебектенеры и др.), отрезанные от Малодербетовского улуса селами Аксай и Абганерово, были исключены из будущей автономии и переданы в состав Черноярского уезда. С другой стороны, села южной части Черноярского уезда (Садовое, Обильное, Заветное, Торговое, Ремонтное, Кормовое и др.), которые располагались между донскими калмыцкими станицами и Калмыцкой степью, были включены в состав будущей автономии (большей частью как Ремонтненский уезд).
В ходе чилгирского съезда произошел инцидент, имевший самые неожиданные последствия. Группа делегатов от войсковых частей во главе с Харти Кануковым и эскадрон охраны двигались с Кавказа в Чилгир и остановились по дороге в с. Элиста. Там вспыхнул конфликт, и Кануков избил председателя Манычского улусного исполкома Эренжена Буданова (Оконова), военкома Реснянского и военрука Аврорского. По прибытии на съезд Кануков был арестован. Несмотря на неоднократные просьбы делегатов, хотя бы о временном освобождении на период съезда, он так и остался в заключении. По мнению секретаря КалмЦИК Федора Плюнова, таким образом его соперники устранили от участия в принятии судьбоносного съезда сильного конкурента – одного из ведущих общественных и политических лидеров калмыцкого народа, получившего известность еще в годы первой русской революции как члена организации «Хальмг Тангчин Туг».
Конечно, сторонники Канукова были обижены таким поступком КалмЦИК и решили сделать ответный ход. 5 августа 1920 года в Великокняжеской начался I съезд Советов калмыков Сальского округа, на котором присутствовали 46 представителей от 12 калмыцких станиц (не было лишь делегатов от станицы Эркетинской). Съезд принял решение об отказе от вхождения в состав Калмыцкой автономной области, ибо «деление на отдельные автономные области является не рациональным, так как, не разбиваясь на единицы, общими силами мы можем скорее победить международную буржуазию, в частности и внутреннюю контрреволюцию, легче можем справиться с той хозяйственной разрухой». Желающим войти в состав автономной области предлагалось переселиться.
Это решение оказалось полной неожиданностью не только для Калмыцкого облисполкома, но и для жителей калмыцких станиц. Как минимум 4 станицы (Потаповская, Чунусовская, Беляевская, Эркетинская) вынесли приговоры, в которых выразили несогласие с решением съезда сальских калмыков и желание присоединиться к Калмыцкой автономной области, согласно решению чилгирского съезда.
Облисполком, указав на ряд нарушений советских законов, совершенных в ходе съезда сальских калмыков, потребовал повторного созыва съезда и обсуждения вопроса о присоединении калмыцких станиц к Калмыкии. Для наблюдения за ходом работы II съезда Советов калмыков Сальского округа была направлена специальная комиссия из наиболее авторитетных общественных деятелей: Улюмджи Душана, Лиджи Карвина, Егора Сайкова. Позже Душан писал, что на этом съезде 1 делегат был арестован, еще 6 отстранены мандатной комиссией, дабы сократить число сторонников единой автономии. На голосовании за вхождение в состав Калмыкии проголосовало 20 делегатов, против – 21. Так, решением с перевесом в 1 голос донские калмыцкие станицы оказались исключены из Калмыцкой области.
Исходя из этого, 25 ноября 1920 года и было принято постановление ВЦИК и СНК РСФСР о границах Автономной области калмыцкого народа. Однако тремя неделями ранее – 4 ноября 1920 года было принято постановление ВЦИК и СНК РСФСР об образовании Калмыцкой автономной области. Именно эта дата считается официальным днем создания нашего региона.
Путь к обретению автономии был сложным и извилистым. Не все поставленные задачи удалось решить в полной мере, но главная цель – автономия калмыцкого народа была достигнута. Создание автономного региона в составе России, напрямую подчиненного Москве, стало ключевым фактором, в значительной мере способствовавшим национально-культурному развитию калмыцкого народа.

Уташ ОЧИРОВ,
доктор исторических наук,
главный научный сотрудник КалмНЦ РАН



#100летАвтономииКалмыки #ИсторияКалмыкии #РеспубликаКалмыкия #Калмыкия #Регион08