Дух буддизма в эпическом мире страны Бумба
Эпос «Джангар» считается «жемчужиной» народного творчества ойрат-калмыцкого народа. Особая уникальность эпоса, на наш взгляд, заключается в том, что в нем отразился исторический путь наших предков, их быт, обычаи, традиции, светская и духовная культура. Как отмечают ученые, язык «Джангара» датируется XV-XVI вв., то есть приходится на пик могущества и расцвета Джунгарского, Калмыцкого и Кукунорского ханств. В это время ойратские государства играли важную политическую роль в регионе среднеазиатских стран: Монголии, Тибета, России, Китая. За это время произошло взаимопроникновение культур разных народов. Достижения собственной ойратской культуры, усиленные «сплавами» других древних цивилизаций, взаимодействовавших с ойратами, отразились в устном народном творчестве волжских калмыков и дошли до наивысшего уровня культуры.
В период политического расцвета ойратских государств произошло одно из важнейших событий в истории монголоязычных народов: официальное и массовое принятие тибетской формы буддизма как государственной религии монгольских племен. Раскрывая вопрос о принятии буддизма ойратами, И.Я. Златкин пишет: «Габан-Шараб и Батур-Убаши-Тюмень приписывают инициативу обращения к религии ламаизма торгоутскому нойону Сайн-Тэнэс-Мэргэн Тэмэнэ, примыкавшему в то время к юго-восточной ойратской группировке и кочевавшему вместе с чоросами. Около 1610 года он обратился с соответствующим предложением к главе ойратского чулагана Байбагасу хошутскому, к его братьям и другим владетельным князьям». Это событие повлекло за собой принятие буддизма ойратской правящей элитой и простым народом и вылилось блоком статей в монголо-ойратских законах «Цааджин бичиг» 1640 года, инициированных джунгарскими князьями. И.Я. Златкин об этом пишет так: «Заметное место в «Цааджин бичиг» занимают статьи, посвященные ламаистской церкви. Они узаконивали ламаизм как официальную государственную религию всей Монголии, всех ее ханств и княжеств; объявляли войну шаманизму и шаманам, поощряя в то же время переход аратов в ламы. Давно уже сложившийся фактический союз ламаистской церкви и монгольских феодалов получил в монголо-ойратских законах 1640 года юридическое оформление».
Принятие буддизма ойратами, утверждение его государственной религией всех монголов, произошедшее по инициативе ойратской правящей элиты, а также контроль равнинного Тибета ойратским племенем хошутов повлияли на фольклор, и в частности на эпос «Джангар». «На Джангаре зато гораздо заметнее буддийское влияние, хотя бы и чисто внешнее; так Джангар и его богатыри рисуются поклонниками Будды, то там, то здесь упоминаются лица буддийского пантеона, говорится о буддийских монастырях; в описании княжеских ставок, утвари, а также той или другой местности заметно влияние буддийской культуры, – если не буддийского мировоззрения, то, во всяком случае, буддийские манеры выражаться».
Географическое расположение вынуждало ойратов вести войны за рынки в Средней Азии, России и Китае. В целях воспитания в народе боевого духа, отваги, чести и храбрости, сильного и готового к войне общества, одним из основных «орудий» был эпос «Джангар». Осознавая огромную духовную силу и мощь эпоса для народа, буддийские храмы выполняли важную миссию в деле распространения эпоса «Джангар». «Довольно значительную роль в деле распространения героического эпоса у западно-монгольских ойратских племен играли буддийские монастыри. Главная их роль заключается в том, что они не гонят и не гнали любимых всеми сказителей богатырских былин, а оказывали и продолжают оказывать им приют и гостеприимство. Ойратские монастыри не только в одной северо-западной Монголии, но и в других местах, населенных ойратами, всегда имели некоторое стремление покровительствовать национальным духовным течениям. Эта черта и сказалась в отношении западномонгольского ойратского буддийского духовенства к героическому эпосу. В противоположность буддийским монастырям других монгольских племен, ойратские монастыри не стремятся бороться с богатырскими былинами, монахи совсем не считают своей обязанностью презирать, глядеть свысока на эти народные поэтические произведения, считать их греховными, запрещать их исполнять в своем присутствии. Наоборот, ойратские буддийские монахи монастырей северо-западной Монголии вполне разделяют любовь своего народа к героическим эпопеям, очень часто, в определенное время, приглашают известных певцов исполнять былины в монастырях», – отмечал в своих работах исследователь этого региона Монголии академик Борис Владимирцов.
Буддийским элементам, вкрапленным в полотно эпоса, должного внимания уделялось мало и в дореволюционный период (в связи с недостаточной изученностью буддизма), и в советское время (в связи с советской идеологией, исключающей религию как социальный институт). Среди ученых, в большей или меньшей мере рассматривавших буддийские элементы, можно назвать имена Сергея Козина, Бориса Владимирцова. В советский период фундаментальны исследования Анатолия Кичикова, при работе над академическим изданием эпоса большое количество буддийской лексики было прокомментировано Эдвином Оваловым и Николаем Биткеевым. Также необходимо отметить статью Эльзы Бакаевой «Об элементах буддизма в эпосе «Джангар».
Попытки перевода буддийских понятий предпринимал Семен Липкин, в том числе при редакции перевода на французском языке Марины Цветаевой. Более того, было отмечено наличие буддийских рудиментов не только в эпосе «Джангар», но и других произведениях устного творчества монгольских народов. Об этом отмечается в статье Эллары Омакаевой и Бальджи Дякиевой «Калмыцкий фольклор и эпос «Джангар» в системе регионального воспитания Калмыкии».
Мы считаем, что тема буддизма в эпосе в настоящее время, когда нет идеологии и цензуры, должна получить достойное внимание исследователей. Однако нужно оговориться, что исследователь, начинающий заниматься буддийскими элементами, должен свободно ориентироваться в буддизме, хотя бы в некоторой степени владеть тибетским и калмыцким языками, ориентироваться в истории ойратов, иметь определенные базовые знания о монгольской литературе. В настоящей работе мы, не обладая достаточным научным ресурсом и кругозором, рассмотрим лишь некоторые буддийские понятия, наиболее явно бросающиеся в глаза неподготовленного читателя эпоса.
Буддийские элементы начинаются с самых первых строк в прологе эпоса, указывающего на так называемое «время оно»:
В стародавний век золотой.
Вечности начинался расцвет.
Величавый брезжил рассвет
Веры бурханов святой.
Однако в калмыцком оригинале пролога о начале времен речи не идет:
Эн олн бурхдын шаҗн делгрх цагт һаргсн.
В переводе Семена Липкина изначальный вариант имел другой смысл:
Во время появления трех эрдэни
Три эрдени (Три Драгоценности) – основа всего буддийского учения, эдакий «символ буддийской веры». Три драгоценности – Будда, создатель Учения, само Учение (Дхарма), спасающее людей от страданий, и Монашеская община (Сангха), являющаяся проводником учения Будды и примером практики духовного пути. Однако важно отметить, что государственная политика в СССР не способствовала развитию религий, поэтому, на наш взгляд, первый перевод был заменен известным переводчиком. Кроме того, начиная с пролога к эпосу «Джангар» говорится:
Рассказывают о Джангре так:
Желтых четыре истины он
Соединил в своих руках.
Шатр болсн бумблвнь эврән босгсн
Шарин дөрвн төрән һар деерән авгсн
Шар нарн дор эзлгсн
Эн нойн гих нер…
В русском переводе интерпретация «четыре желтые истины» является неверной. Слово «төр» имеет значение «правление, государственная власть», а слово «истина» в калмыцком языке называется «үнн». Однако в объяснении к русскому переводу читаем, что «четыре благородные истины – основы буддийского учения».
В калмыцком тексте говорится о «Четырех желтых властях», что подразумевает определенный буддийский контекст, причем основа его лежит в рамках тибетской буддийской школы Гелуг, которую называли «желтая, желтошапочная» из-за того, что монахи этой традиции носили желтые шапки. Не имея возможности ознакомиться с тибетскими гелугпинскими трактатами о мирском правлении, мы обратились к истокам буддизма, древнеиндийской литературе, и обнаружили в древнем индийском трактате «Артхашастра», написанной Каутильей, информацию о четырех лучших качествах для правителя:
1. Философия – санкхья, йога, и локаята
2. Учение о трех ведах
3. Учение о хозяйстве
4. Учение о государственном управлении.
На наш взгляд, нужно искать переосмысленные по-буддийски тибетские трактаты о мирском управлении, которые смогут пролить свет на эту фразу. Вполне вероятно, что имеются даже их ойратские переводы, похожие на памятники «Үсн девскртә хаана тууҗ», «Тоть шовуна сурһл», «Бигармиҗид хаана тууҗ» и другие.
Арван КАРМАНОВ