Калмыцкие эмигранты в Праге 1920-1930-х годов

16-06-2022, 12:07 | Общество

Предлагаемый к публикации материал – фрагмент из цикла статей о калмыцкой эмиграции в межвоенной Праге.
Трудно переоценить значение беспрецедентной по размерам материальной и моральной поддержки эмигрантов из России со стороны Чехословакии. На реализацию «Русской акции помощи» правительство Т. Масарика – Э. Бенеша истратило больше средств, чем все остальные европейские страны вместе взятые: более полумиллиарда крон (ежегодно выделялась сумма, составляющая 5% государственного бюджета).

Студенты
В начале и до середины 1920-х годов Прага стала местом организационного объединения русских студентов-эмигрантов. Они получили возможность учиться в русских и чешских высших учебных заведениях. Делами студентов занимался специально созданный в 1921-м году Комитет по обеспечению образования русских студентов в Чехословакии (КООРУС). В первую очередь, он разработал директивы, регулировавшие хозяйственно-административную деятельность: «Так, правительство, прежде всего, обмундировывает студента с головы до ног, ему выдаётся: 1 пальто на все время обучения и 1 костюм, 1 рабочие брюки и шляпа, 1 пара ботинок, 2 галстука, 3 рубахи, 4 воротничка, 2 манишки, 3 пары кальсон, 6 пар носков и 6 носовых платков – на год». Комитет также предоставлял молодым людям на карманные расходы от 20 до 123 чешских крон, оплачивал им обучение и проживание в общежитиях, трамвайные билеты, врачебную помощь и предоставлял стипендию в размере 300 чешских крон на питание.

Основаниями для предоставления помощи обучавшимся служили отсутствие у них иных доходов, соблюдение ими дисциплины и хорошая учеба. Успеваемость проверялась три раза в год, в случае проблем с нею обучавшийся лишался стипендии. Согласно дисциплинарному уставу, студенты обязывались воздерживаться от любой политической деятельности. В 1921-1931 годы на попечении комитета состояло около 7 тыс. молодых людей. В 1924-м году такое обеспечение получили более 4500 человек. В число этих счастливчиков попали калмыки, первые выпускники Пражской русской гимназии: Э. Николаев, С. Степанов, Н. Маглинов, Э. Бурульдушев.

Эрдне Николаев поступил на философский факультет Карлова (Пражского) университета, одного из старейших в Европе. В помощь русским студентам на факультете в 1922-м году был введен дополнительный курс чешского языка, который, согласно официальным документам, они «принимали с благодарностью и указывали, что он дал возможность систематизировать те разрозненные знания, полученные ими при прослушании чешских курсов, сдаче коллоквиумов и путем конверсации». Крайне важным был общий принцип: студенты должны более или менее понимать лекции на разных славянских языках. Это давало возможность преподавателям-эмигрантам проводить занятия по-русски, а слушателям – воспринимать традиции философии русского «серебряного века» из первых рук. Среди них были представители разных течений: неокантианцы И.И. Лапшин, отчасти П.И. Новгородцев, религиозный философ С.Н. Булгаков, политический философ П.Б. Струве, будущие теологи Г.В. Флоровский, В.В. Зеньковский и другие. По всей видимости, Э.Николаева привлекали курсы историко-философского направления. В Карловом университете читали лекции известные русские историки Е.Ф. Шмурло, А.В. Флоровский, Г.В. Вернадский. Блистательно вел курс русской истории на философском факультете А.А. Кизеветтер, ученик В.О. Ключевского, прославленный лектор Московского университета, и в эмиграции, по общему признанию, «лучший оратор из русской профессуры». Он производил большое впечатление на Николаева. В эмиграции Кизеветтером была задумана документальная историографическая серия трудов под названием «Эпохи и лица в истории России». Однако этому замыслу, к сожалению, не суждено было осуществиться. Частью его явилась научная статья «Карамзин как двигатель русской культуры», прочитанная им в виде лекции в пражском Русском историческом обществе , им же основанном в 1925-м году. По оценке Кизеветтера, Карамзин, вовсе не становясь в авангард русской исторической мысли того времени, «оживотворил» русскую историю, «иллюминовал» её блеском своего таланта, сообщил ей «в глазах общественной массы небывалое ранее очарование». В этом смысле Карамзин, действительно, совершил переворот. Способность самого Кизеветтера писать «просто и ярко» неизменно обеспечивала ему читательский успех. Его суждения о крестьянстве и крестьянских восстаниях, оформленные в статьях эмигрантского периода, также повлияли, как нам представляется, на выбор Э. Николаевым темы докторской диссертации: «Народная стихия в произведениях Н.М. Карамзина и В.А. Жуковского». После её защиты он был допущен к устным экзаменам на звание доктора философии. Они проводились в Праге в формах еще средневековых, это были ригорозумы, устные экзамены по общим предметам. Обязательный, или малый, ригорозум по истории философии принимала комиссия под председательством чешского профессора Козака. Главный ригорозум, по славистике, также проходил в присутствии комиссии, в которую входили крупнейшие русские ученые: славист В.А. Францев и литературовед А.Л. Бем.

Присвоение звания доктора философии происходило в Большом зале (Каролинуме) университета, оформленном в средневековом рыцарском стиле, в присутствии множества почетных гостей. По чешской традиции профессора, проводившие эту церемонию, были в великолепных мантиях. Получение звания «пане докторе» было несомненным достижением эмигранта Эрдне Николаева, на долю которого выпало немало испытаний. Он родился в 1896-м году в ст. Платовской, в Новочеркасске окончил реальное училище, казачье (до 1911 г. – юнкерское) училище, воевал в Донской армии в чине хорунжего. О таких, как он, великовозрастных учащихся русской гимназии в Константинополе, пишет в своих мемуарах преподаватель Е.И. Балабин: «Тяжело вспоминать, как в грязных солдатских шинелях, в изорванном белье, с глазами, полными отчаяния и надежды, эти юные герои находили дорогу в гимназию». Благодаря «Русской акции» Э. Николаев смог окончить гимназию в Праге и поступить в Карлов университет.

В том же, 1929-м, году Эренцен Бурульдушев окончил Чешский технический университет по специальности «сельская инженерия». Основанный в 1707-м году, он считается старейшим гражданским техническим университетом в Европе (в русскоязычной среде известен как Пражский политехнический институт).
Судьба студента медицинского факультета Карлова университета Нури Маглинова сложилась трагически. Рубежом в развитии «Русской акции» в ЧСР следует считать 1926-й год, когда Прага столкнулась с серьезными внешнеполитическими осложнениями. Резко сократилось стипендиальное обеспечение, вследствие чего Н. Маглинов, скорее всего, не смог завершить обучение. В 1928-м году он уехал в Париж, а в 1931-м году вернулся в советскую Россию. Во время большого террора он, как реэмигрант, был отнесен к категории «наиболее враждебных элементов» и расстрелян в г. Краснодаре.

Благодаря помощи правительства, эмигрантам в 20-е годы удалось организовать в Праге целый ряд высших учебных заведений с преподаванием на русском языке, что было очень важно для многих студентов-эмигрантов, не знавших иностранных языков или освоивших их недостаточно хорошо.
Надо учитывать, что практически все 20-е годы русская эмиграция искренне ориентировалась на скорое возвращение в свою страну. Вследствие этого русские эмигрантские организации стремились использовать свое вынужденное и временное, как им казалось, пребывание на чужбине для подготовки специалистов различного профиля на благо будущей, обновленной России. В результате Прагу стали называть «русским Оксфордом».

В 1921-м году по инициативе группы русских эмигрантов-кооператоров были открыты Русские кооперативные и аграрные курсы. С утверждением Министерства земледелия ЧСР в марте 1922 года на их базе возник Русский институт сельскохозяйственной кооперации с двухгодичным сроком обучения. Преподавательский состав института был представлен учеными-экономистами, получившими признание ещё в России. Его создатель А.Н. Анцыферов, доктор политической экономии и статистики, профессор, в России был известен как теоретик и практик кооперативного движения. Несмотря на разнородный по своей подготовке состав слушателей, их обучение проходило весьма успешно. Для них организовывались увлекательные исследовательские путешествия, где они имели возможность в реальности ознакомиться с отличительными чертами чешской кооперации в аграрном хозяйстве. По окончании они получали квалификацию инструкторов сельскохозяйственной кооперации. В журнале «Ковыльные волны» за 1931-й год сообщается об окончившем этот институт калмыке, «ученом-кооператоре», ставшем впоследствии репатриантом.

В декабре 1922 года Земгор и «Общество русских инженеров и техников в Чехословакии» учредили Русское железнодорожное техническое училище в Праге. Цель училища заключалась в подготовке железнодорожных техников, но вскоре возникла необходимость подготовки специалистов более высокой квалификации – техников путей сообщения. Изменение профиля повысило статус учебного заведения, которое было переименовано в Русское высшее училище техников путей сообщения. За первые пять лет училище подготовило 80 специалистов, которые прекрасно зарекомендовали себя на производстве. Из калмыков его окончил Алексей Шурганов.

Санджи Степанов окончил Русский юридический факультет (РЮФ), который был торжественно открыт в мае 1922 года. Основателем и первым его деканом был проф. П.И. Новгородцев. Вобрав в себя цвет петербургской, московской и иной профессуры, РЮФ стал общеэмигрантским центром подготовки специалистов высшей квалификации. В основу преподавания было положено изучение русского национального права. Одновременно с этим большое внимание уделялось законодательству западноевропейских государств как в области публичного, так и в области частного права. Кроме того, студенты знакомились и с основами советского права. В 1925-м году в Праге вышел фундаментальный двухтомный труд «Право Советской России», созданный преподавателями РЮФа и их коллегами в Берлине. В сборнике давался анализ всей системы и отдельных отраслей советского права.

Наиболее подробное освещение деятельность РЮФа получила в мемуарах Е.В. Спекторского, правоведа, философа и социолога, в 1924-1927-е годы преподававшего на факультете, а в последний год своей жизни занимавшего в Праге пост декана. В его мемуарах содержатся многочисленные меткие характеристики профессоров факультета: философов Г.В. Флоровского, Н.О. Лосского, историков Г.В. Вернадского, А.А. Кизеветтера. Не забыл он и евразийца П.Н. Савицкого («он жил в Мокропсах, где над его жилищем, как уверяли злые языки, будто бы развевался верблюжий хвост: ставка Чингисхана»).
Для развития РЮФа особое значение имело его взаимодействие с Карловым университетом, под протекторатом которого он находился. Занятия РЮФа проходили в стандартных аудиториях университета на Альбертове (учебный комплекс в центре Праги), а выпускные церемонии – в Каролинуме, главном административном корпусе XIV века. Наряду с Э. Николаевым этой чести удостоился и С. Степанов.

Санджи Балыков в 1926-м году, по настоянию Б. Уланова, обосновался в Праге. Здесь он окончил Высшую школу политических и социальных наук (1930-1932). Моделью при её создании в 1929-м году (в 1952-м году была закрыта) послужила частная Свободная школа политических наук в Париже, предшественница ныне существующего университета «Сьянс По».

Для тех, кто не мог посещать занятия днем, был учрежден Русский народный (с 1934 г. свободный) университет в Праге. Он был основан 16 октября 1923 года по инициативе пражского Земгора и при участии группы русских профессоров во главе с П.И. Новгородцевым. Созданный по типу Университета А.Л. Шанявского в Москве, он сочетал высшее и начальное обучение, которое велось по трем ступеням. Низшая, например, была задумана для занятий со взрослыми неграмотными. Второй уровень, среднее образование, был представлен различными курсами: счетоводов, стенографии, землемерными, медицинскими и другими, которые помогали эмигрантам приобрести профессию и устроиться на работу. Немало калмыков воспользовались этой возможностью.

Университет устраивал концерты, организовывал театральные постановки, проводил литературные и исторические вечера в честь юбилеев писателей, поэтов, исторических событий. При нем действовало научно-исследовательское объединение, издавшее несколько томов научных «Записок». Университет возглавлял профессор М.М. Новиков, бывший ректор Московского университета.

В 1934-м году при нем был основан Русский культурно-исторический музей (РКИМ). Уже в 20-е годы у многих культурных деятелей эмиграции вызревали мысли о создании в Праге музея, экспонаты которого позволяли бы оторванным от родины людям чувствовать свою связь с ней не только умозрительно, через книги, воспоминания, но и посредством знакомства с материальными предметами, дающими представление о русской истории и культуре. Такой музей был создан по инициативе последнего личного секретаря Л.Н. Толстого, писателя и литературоведа В.Ф. Булгакова. Помощь с помещением оказал чешский промышленник и меценат К. Бартонь-Добенин, владелец Збраславского замка под Прагой. Он предоставил музею вначале два зала, а к 1939 году – целое крыло замка из восьми залов. Комплектование музея осуществлялось исключительно на основе пожертвований эмигрантами из всех стран мира. «Первыми экспонатами, поступившими в музей, – пишет В.Ф. Булгаков в своих мемуарах,– были две работы художника С.А. Мако: «Портрет художника Григория Мусатова» (масло) и маленький этюд «Море у Ниццы»… Работы эти не стояли очень высоко. Мне гораздо больше понравилась в мастерской у Мако голова калмыка (Мако – наш сибиряк, томич)… «Да ведь этот калмык крон шестьсот стоит»,– возразил Мако.

Он, как и большинство других художников, дарил нам то, на продажу чего у него не было надежды». И всё же за первые месяцы удалось собрать далеко не плохую, а в известной части просто прекрасную коллекцию картин и скульптуры. Характеризуя её, Булгаков отмечает: «… молодой, но тоже, несомненно, даровитый скульптор и резчик по дереву И.Д. Шапов поместил в музее отличную «Голову калмыка» (обожжённая глина)».

В первых числах августа 1935 года В.Ф. Булгаков занимался размещением экспонатов и развеской картин, готовясь к открытию музея: «Вдруг над подоконником окна, выходившего в парк, показалось круглое, бритое, старческое калмыковатое лицо поднявшегося, видимо, на носки человека… Я не сразу узнал в обладателе этой головы хозяина замка». Бартонь-Добенин остался в восторге от увиденного в залах, при том, что музей располагал более чем скромными средствами (400 крон годичного бюджета, назначенного Русским свободным университетом, и 3000 крон, полученных в дар от президента Масарика). Старик вынул из кармана и протянул кредитный билет в 1000 крон: «При мне больше нет денег, но я буду ежегодно вносить в кассу музея десять тысяч крон. Я вам помогу…». Тысяча крон, пожертвованная владельцем замка, помогла закончить оформление музея. Его торжественное открытие состоялось 29 сентября 1935 года.

В конце 20-х годов появились уже первые выпускники вузов, но из-за начавшегося экономического кризиса и узости самого рынка труда в Чехословакии они так и не смогли найти работу по специальности. В ещё более сложном положении оказались те из них, кто однозначно ориентировался на то, что полученное образование они смогут применить в России. Так, скажем, выпускники РЮФа, воспроизводившего прежнее российское юридическое образование, оказались в условиях ЧСР невостребованными, так как чехословацкое законодательство было иным. К 1931 году в пражских вузах обучалось 12 калмыков.

Не меньше трудностей испытывали те, а они составляли большинство калмыцкой молодежи, кто получил среднее специальное образование. По данным Калмыцкой комиссии культурных работников, к 1930-му году через специальные профессиональные школы прошел 31 человек. Содном Далантинов по окончании Пражского политехникума стал инженером-архитектором. Мирма Шиханов окончил двухгодичную страховую школу, Александр Бурчинов – художественную школу. Однако перспектив трудоустройства в небольшой стране, появившейся на карте Европы лишь в 1918-м году, практически не было. В 1928-м году здесь был принят закон об охране национального рынка труда, то есть об ограничении труда иностранцев. В этот период начался значительный отток эмигрантов в другие страны в поисках работы. По сведениям С. Балыкова, С. Степанов, Э. Николаев, С. Далантинов-Мангатов уехали в Югославию, М. Шиханов, А. Бурчинов, Н. Маглинов – во Францию, Э. Бурульдушев нашел работу по специальности в Аргентине.

Часть российских эмигрантов покинула Прагу после того, как с конца 1920-х годов была постепенно свернута «Русская акция». После оккупации Чехословакии нацистской Германией государственная поддержка социально слабых слоёв эмиграции: ученых и представителей культуры минимизировалась; большинство созданных русскими эмигрантами научных учреждений и учебных заведений были закрыты. По официальным статистическим данным чехословацкого правительства, максимальной численности русская диаспора достигла к середине 1920-х годов, когда она составляла около 25 тыс. человек; к 1939-му году – всего 8 тыс. человек.

Августа ДЖАЛАЕВА,
Галина ЦАПНИК