Дети – эмигранты

24-10-2024, 12:07 | История

Выдающееся место в наследии Александра Куприна занимает собственно публицистика. Она составляет существенную сторону его таланта. Куприн-публицист остается мастером слога, внимательным и чутким к обыденным, повседневным деталям, передающим «дух времени». С введением в культурный оборот потока «возвращенной» литературы мы имеем возможность ознакомиться с его очерками, статьями, заметками периода эмиграции, созвучными актуальным проблемам тех лет.

В 1924 году в парижской «Русской газете» был опубликован очерк Куприна «Островок», в котором автор с большой теплотой и лиризмом описал посещение русской колонии для детей-беженцев. Она была основана С.В. Денисовой и ее младшей дочерью Н.Н. Денисовой в 1921 году в Мэри-на-Уазе, километрах в двадцати пяти от Парижа. В ней удалось собрать пятьдесят беженских детей, большинство из них – сыновья крестьян и казаков, тридцать три из которых состояли в белой армии (причем некоторые награждены Георгиевскими крестами, а один – двумя). Возраст (при открытии школы) – от шести до семнадцати лет. «Особенно одного я не могу представить, – поражается Куприн, – какими мерами, какими приемами удается дисциплинировать и руководить этими тридцатью тремя воинами, из которых каждый видел и тиф, и смерть, и кровь, и голод, и зверское упоение победой, и отчаяние отступления, и даже огромную боевую власть?» Каждый из пятидесяти мальчиков, привезенных С.В. Денисовой из Константинополя и Галлиполи, иногда прямо с улицы, в Париж, пережил за свою короткую жизнь гораздо больше, чем в нормальных условиях переживают пятьдесят взрослых мужчин.
О посещении колонии Куприн рассказывает в репортажной манере: «Нас встречают у ворот младшие мальчики. Это – последыши. Их осталось всего пять. Остальные уже вылетели из гнезда на самостоятельную жизнь. Эти пятеро живут еще в колонии, но ходят учиться в коммунальную школу». Куприн представляет одного из них: «Вот Имрик, бойкий калмычонок, он идет первым в коммунальной школе». В доме, бывшем монастыре, чисто и бело; в хозяйстве – куры, гуси, утки, свиньи, коза.
Понемногу появляются и старшие, уже окончившие, бывшие ученики. Это явление, характерное для детей эмиграции, отмечает председатель педагогического бюро по зарубежным русским школьным делам профессор В.В. Зеньковский: «Они любят школу… за то, что они чувствуют в ней какой-то уголок былой и родной жизни; они страстно привязываются к учителям, к товарищам,… ибо душе нужно лоно родины, нужна близкая, родная среда, которую можно было бы любить, в которую можно было бы погружаться». Куприн с радостью сообщает читателям, что основная часть выпускников колонии – двадцать два человека, в том числе и калмыки, – прошла обучение в техническо-механической школе Рашель. Она принадлежала парижскому миллионеру Леонарду Розенталю. Он был выходцем из России, уроженцем Грозного. Приехал в Париж в 14-летнем возрасте, быстро разбогател, занимаясь ювелирным делом, стал деятельным филантропом. Он приютил во Франции за свой счет сто русских детей-сирот и, чтобы дать им начальное техническое образование, основал Écoles Rachel, названную так в память о своей матери.
Питомцы колонии обучались в этой школе бесплатно. Мальчикам приходилось вставать в пять с половиной утра. Наскоро попив чая и закусив, они ехали по железной дороге, оттуда на метро в школу. Возвращались в Мэри очень поздно и, едва успев поужинать, ложились спать. Железную дорогу оплачивала администрация школы; на завтрак в городе и на метро выдавалось на руки каждому по четыре франка. Однако никто не пропускал уроков, знал, что учиться необходимо. Все по окончании хорошо устроились. Хозяева мастерских и заводов, где они работают, чрезвычайно довольны юношами. Они зарабатывают до тысячи франков в месяц, живут в Париже, большей частью по два в комнате, надеясь в перспективе обзавестись отдельным жильем. Куприн отмечает их манеры: «У дам целуют ручки, мужчин приветствуют крепкими, открытыми рукопожатиями. Очень милы калмыки с их шафранными лицами, с их узко и вкось прорезанными темными глазами молодых Будд. Они даже франтоваты. У одного синий костюм, и при нем все сине-белое: галстук, платочек, чулки. Калмыки носят одежду с каким-то инстинктивным изяществом. Не потому ли, что все они в сотнях поколений прирожденные всадники? Ведь лошадь всегда учит человека красоте и ловкости движения».
Публицист подробно рассказывает о банкете, который благодарные выпускники колонии устроили для своих наставников и руководителей. Он мастерски передает чудесную атмосферу за столом – пение хором донских песен, приветствие учителей, игра в футбол. Увиденное и прочувствованное им в тот день наполнило душу писателя светлым оптимизмом: «… вот оно, малое русское зерно, зацепилось в своем бурном стихийном полете за кусочек, щепотку родной земли – и погляди, как мило, просто и радостно расцвело».
В середине 1920-х годов в эмиграции за Куприным прочно сохранялся авторитет писателя «первого ряда», его статус мэтра классической русской словесности был непоколебим.
Анализ очерка «Островок» показывает, что его публицистике не был свойственен творческий кризис, захвативший позднюю прозу писателя. Литературовед П. Пильский, хорошо знавший Куприна, довольно объективно характеризует парижский период его жизни: «Жить было можно. Куприн… писал, работал во многих газетах… Словом, нужды не было. Но все постепенно съеживалось и угасало, закрывались издательства, суживалось поле деятельности, были отменены многие субсидии, и в последнее время Куприн получал ежемесячное пособие только от французского Министерства иностранных дел… Но эти суммы не обеспечивали. Пришлось сначала сжиматься, потом нуждаться, наконец, почти голодать… Болезни довершили все». В 1937 году по приглашению советского правительства Куприн вернулся на родину и через год скончался.
Писатель В. Недошивин, автор-исследователь Серебряного века, воссоздал атмосферу прощания с Александром Ивановичем Куприным: «Ослепительно белый гроб везли шесть белых лошадей… Все было символично в тот день – 25 августа 1938 года. Во-первых, хоронили поручика белой армии, блестящего наездника, который на пари мог подняться на лошади на второй этаж ресторана, выпить, не покидая седла, полстакана коньяка и тем же манером вернуться на улицу. Во-вторых, последний путь его – от дворца на Неве (там была панихида) до Волкова кладбища – просто не мог миновать Разъезжую улицу у Пяти углов, где он не только закончил свою повесть «Поединок», но стал известным классиком».

* * *
Можно привести немало примеров, свидетельствующих о стремлении калмыцких детей к получению образования, как у героев очерка Куприна – Имрика, юношей, окончивших школу Рашель. Первая русско-сербская гимназия в Белграде, основанная в 1920 году петербургским профессором В.Д. Плетневым, отличалась уникальным педагогическим персоналом. Математику преподавал профессор А.Д. Билимович, ректор Новороссийского университета (1917-1919), природоведение – зоолог Ю.Н. Вагнер, профессор Киевского политехнического института, русский язык и литературу – известный педагог-новатор Н.А. Чернышев. Среди прошедших полный курс этой гимназии было около десяти калмыков. Выпускник 1935 года Эрдне Васильев поступил на медицинский факультет Белградского университета. По воспоминаниям «сербских» калмыков, он был настоящим лидером калмыцкой молодежи. Летом 1937 года он утонул в Дунае. В 1940 году гимназию окончил Херсон Чурюмов – это был последний выпуск мирного времени. Авторы книги об истории гимназии отмечают, что Эренжен Борманжинов (младший брат будущего ученого Араша Борманжинова) был одним из первых по успеваемости гимназистом. К сожалению, он тяжело заболел и рано ушел из жизни.
Поначалу в гимназии осуществлялось совместное обучение, в 1929 году из нее выделилась женская русско-сербская гимназия, директором которой стал историк, видный деятель Земгора Л.М. Сухотин. Намджал Баянова, дочь известного общественного и политического деятеля Санджи Баянова, была ее выпускницей 1944 года. После того как семья покинула Югославию, Намджал окончила Академию изобразительных искусств в Праге, посещала занятия на архитектурном факультете в Мюнхене. В 1951 году Н. Баянова, в замужестве Бурхинова, переехала в США, в г. Филадельфию. Работала сотрудницей Пенсильванской академии изящных искусств, позднее – в архитектурно-инженерной компании в Нью-Джерси. Получила признание как художник-портретист.
В разных школах Праги обучалось около пятидесяти калмыцких детей. В статье «Калмыцкие эмигранты в Праге 1920-1930-х годов» мы упоминали о выпускниках Пражской русской гимназии на Страшнице, продолживших обучение в высших учебных заведениях: Эрдне Николаеве, Санджи Степанове, Эренцене Бурульдушеве, Нури Маглинове и других. Гордостью гимназии были старшеклассники-калмыки, активные члены местного клуба чешских «соколов» в Страшнице. Лучшие шестеро из них приняли участие летом 1926 года в VIII Всесокольском слете. Знаменитое сокольское движение основывалось на идее гармоничного сочетания физических и духовных качеств человека, достигаемого через образование, занятия групповыми видами спорта. Его члены при встрече приветствуют друг друга «Наздар!» («Аве! Привет!»). Тин (Валентин), сын писателя Леонида Андреева, живший в пансионе гимназии вместе с калмыцкими ребятами, хвастал сестре Вере: «А я знаю, как по-калмыцки «здравствуй», – наздар!» Когда выяснилось, что «наздар» вовсе не калмыцкое слово, а самое обыкновенное чешское, Тин оправдывался: «Но так всегда говорят калмыки, когда встречаются утром…»
Преподаватель С. Баянов, воспитатели пансиона Д.И. Ремилев и Б.Б. Кушлынов много душевных сил вкладывали в образование калмыцких детей, большинство из которых были сиротами. Наряду с ведением калмыцких предметов они поощряли их занятия творчеством. В гимназическом оркестре один мальчик-калмык играл на рояле, другой – на скрипке. В 1925 году в Калмыцком пансионе был организован струнный оркестр из одиннадцати учеников и хор. Они выступали на гимназических вечерах, на мероприятиях, проводимых казачьими организациями; по приглашению чешской организации «Охрана детства и материнства» участвовали в благотворительных вечерах.
Как показывает последующая история, дети – эмигранты первой волны, получившие образование и унаследованный от родителей опыт адаптации в чужих странах, оказались устойчивыми к разного рода испытаниям.
Августа Джалаева,
кандидат исторических наук, Галина Цапник, кандидат исторических наук

Видео