ЭЛЬЗА ЗНАЧИТ СЧАСТЬЕ

15-05-2020, 16:53 | Память

Музара Наминов не переставал радоваться жизни. Не каждому достаётся в жёны такая красавица, как его Кермен. Всю любовь и тепло души отдавала она только ему. Искренняя взаимная любовь почти ежегодно одаривала их плодами в виде сыновей и дочек.
Большая семья не была им в тягость – в доме почти всегда были дотур, борцоки и джомба, а по новым советским праздникам набор блюд на столе дополняли махан и бёриги. Советская власть стремилась таким образом позиционировать себя заботящейся о бедных калмыцких скотоводах. Потому и жили они светлыми надеждами на всё более благополучную и справедливую жизнь, наполненную ещё большим количеством праздников.
Совсем не случайно родившуюся в мае 1941 года шестую дочь назвали Музара и Кермен Эльзой, что в переводе с калмыцкого означает счастье и благоденствие. Она была истинным воплощением их общей мечты и их чаяний.
Кабы знать, какую книгу жизни написали для неё небеса, не стали бы они называть её, как бы в насмешку, счастьем. Да и благоденствие для неё оказалось почти пожизненным миражом.
Спустя чуть более месяца после появления Эльзы на свет, вдруг обрушился мир надежд, сменившись кромешной тьмой неопределенности и страха. Всё в одночасье подчинила своим законам начавшаяся Великая Отечественная война…
Так Музара Наминов стал пехотинцем. В апреле 1942 года он ненадолго смог посетить родной дом, попрощаться с женой и детьми, а затем вернулся в Яшалтинский улус для последующей отправки на фронт.
Эльза лишь со слов матери знала, как крепко на прощание прижал её к груди отец, как бы стремясь запомнить тепло тельца, учащённое биение сердца младенца, запах её мягких волос.
Походным строем новобранцы прошли стокилометровый путь до станции Винодельная, погрузились в эшелон, в котором уже были размещены подразделения, сформированные в Ростовской области, и отправились на запад, на встречу с неизвестностью…
…В последний день поезд, не смотря на начавшееся утро, не остановился среди перелеска, а продолжил свой путь. Наконец, замедлил ход и остановился у разрушенного моста через небольшую речку Тим в Черемисиновском районе Курской области.
Идти было недалеко, позиции 160-й стрелковой дивизии, на пополнение которой их прислали, начинались здесь же.
Несколько взводов остались в близлежащей деревне Прилепы, остальные, переправившись по указанному броду через реку, пошли на запад, также повзводно по пути останавливаясь и размещаясь в деревнях Трухачёвке, Дубровке, селе Михайловка.
Музара со своими новыми однополчанами был направлен в деревню Петрищево. Здесь уже были обозначены рубежи обороны, но прибывшим пришлось самостоятельно оборудовать для себя окопы, стрелковые гнёзда, блиндажи.
Ввиду того, что большинство красноармейцев были не обучены военному делу, младшие командиры, воспользовавшись временной передышкой между боями, прямо в окопах обучали их навыкам владения оружием, некоторым тактическим приёмам, умению взаимодействовать с другими подразделениями.
Зная о врождённых навыках калмыцких пластунов, военное начальство сформировало из них несколько разведгрупп для осуществления вылазок в сторону противника. Урона немцам они нанести не могли, но могли скрытно подобраться и разведать обстановку на их позициях.
В последний такой рейд было обнаружено оживление в рядах фрицев, появление новой грозной техники. Всё говорило о том, что неприятель готовится к более решительным действиям.
В ответ подразделения Красной Армии могли лишь глубже окопаться.
Редко расположенные в общей линии обороны артиллерийские позиции 45-мм пушек и не более двух танков на километр обороны не сильно вдохновляли бойцов.
Прощупывание этой самой обороны немцы начали в середине месяца. Четырнадцатого июня массированный обстрел наших войск из артиллерийских орудий и миномётов только на позициях у деревни Петрищево привёл к большому урону в живой силе – семьдесят человек попало в списки безвозвратных потерь. На внезапный удар фрицев красноармейцы смогли ответить лишь редким огнём, да и то, его было приказано прекратить, дабы не засвечивать позиции.
Музара впервые увидел убитых на поле боя людей. Особенно глубоко осознал он трагизм ситуации, когда среди погибших обнаружил одиннадцать своих земляков, с которыми за время долгого пути на фронт успел познакомиться, а с некоторыми и подружиться. Их похоронили здесь же в глубоком противотанковом рву.
По ночам не спалось. Выглядывавшая из-за облаков луна навевала грустные мысли, которые лишь на мгновения сменялись приятными воспоминаниями о доме и семье. Тогда луна вдруг начинала напоминать улыбающееся лицо Эльзы, такое же круглое и светлое. Он тоже улыбался своим мыслям и мечтал. Мечтал, как на резвом скакуне будет мчаться, рассекая душистый степной воздух, по весеннему тюльпановому ковру навстречу Кермен, окружённой стайкой ребятишек, приветливо машущих ему руками…
Мечты внезапно были прерваны близкими разрывами артиллерийских снарядов. Занималось утро двадцать восьмого июня 1942 года.
В три часа мощной артиллерийской подготовкой началась немецкая наступательная операция «Блау», замысел которой сводился к окружению сил двух советских фронтов, овладению правым берегом Дона, прорыву к Волге и наступлению на Кавказ. Для этого под небольшие провинциальные города Курской области Тим и Щигры были стянуты грандиозные силы фашистов и их союзников, многократно превосходящие возможности обороняющихся.
К сожалению, командование 40-й армии недооценило степень угрозы и не смогло создать здесь глубоко эщелонированную оборону, не усилило её артиллерией, бронетехникой и авиацией. Фактически, 160-я стрелковая дивизия оказалась брошенной на произвол судьбы.
Грохот канонады артиллерийских орудий сменился через десять минут протяжным гулом пикирующих бомбардировщиков. Позиции стрелков утюжили одновременно до тридцати бомбардировщиков в сопровождении такого же количества истребителей. Немецкая авиация, снижаясь, с оглушительным рёвом разворачивалась, стараясь разбомбить и расстрелять любую цель, вплоть до одиночного бойца. Затем вновь повторялась артиллерийская атака. И так продолжалось до восьми часов утра.
Казалось, что земля на позициях нашей армии была перепахана. Ожидать, что кто-то уцелел в этом аду, было немыслимо. Но, когда немецкая пехота под прикрытием танков устремилась вперёд по этой выжженной земле, внезапно ожили немногочисленные батареи сорокопяток и прямой наводкой начали уничтожать немецкие танки, неизвестно откуда взявшиеся зенитки – прошивать насквозь вражеские самолёты. Как будто из под земли встала советская пехота и, выплёвывая землю изо ртов и матерясь, устремилась, примкнув штыки, навстречу славе и смерти.
Слились воедино русское «Ура!» и калмыцкое «Уралан!»
Вот тут бы и поддержать эту ярость огнём танков и пушек. Но нет больше пушек, нет и танков. Нет и мудрого руководства, потому что штаб почему-то первым устремился в относительно безопасный тыл.
И опрокинулись бесстрашные шеренги навзничь. Упал и Музара, сжимая судорожно в горстях клоки травы. Рядом, лязгая гусеницами, катили немецкие бронемашины, а ему слышался топот конского табуна, виделся праздничный салют из ярко-алых тюльпанов. А ещё ему улыбалась Эльза…
Не знал Музара, как не знали и его боевые товарищи, что бежавшим штабным будет некогда даже оглянуться на побоище, чтобы увидеть их судьбу.
Потому, уже находясь в безопасности, напишут они о восьмистах своих сотоварищах: «Пропали без вести на поле боя», обрекая тем самым их семьи не только на многолетнюю неопределённость, но и лишение, хоть и небольшой, государственной поддержки.
40-й советской армии с трудом удалось избежать окружения. Она с боями отходила к Дону.
Фашисты, не смотря на сохраняющееся превосходство в силах, тем не менее, понесли значительный урон в силе и потеряли время. В связи с чем, вынуждены были отказаться от поэтапного плана: разгром войск Красной армии в районе Донца-Дона – прорыв на Кавказ с целью захвата здесь плацдарма – выход к Волге.
…Решение о насильственном переселении калмыков в Омскую, Тюменскую, Новосибирскую области, Красноярский и Алтайский края было принято в ноябре 1943 года…
...В этот раз дорога оказалась очень длинной, она устала и озябла. Но мама почему-то не возвратилась домой, чтобы напоить её горячей джомбой, только сильнее прижимала к груди, пытаясь защитить от ветра.
А потом они куда-то долго-долго ехали на большом грохочущем поезде (названия этого чудовища она не знала).
Борцоки, которые Кермен наспех смогла припрятать в одежде, скоро закончились, не смотря на жесточайшую экономию. Несколько дней перебивались выдаваемым на станциях кипятком.
Эльза уже бессильна была даже плакать. Она сильно похудела, тельце её вытянулось – казалось, что она в одночасье повзрослела.
Ей нестерпимо хотелось есть. Везло, когда на станциях в протянутые в щели вагонов руки кто-то сердобольный совал кусок хлеба.
О них потом напишет народный поэт Калмыкии Давид Кугультинов:

«Я помню прошлое. Я помню
Свой голод. Больше я не мог.
И русская старушка,
Помню,
Мне хлеба сунула кусок.

Затем тайком перекрестила
В моём кармане свой ломоть.
И быстро прочь засеменила,
Шепнув: «Спаси тебя Господь!»
Хотелось мне, её не зная,
Воскликнуть: «Бабушка родная!»
Хотелось петь, кричать «Ура!»,
Рукой в кармане ощущая
Существование добра».

Везло далеко не всем, поэтому места в вагонах на каждой станции становилось больше, но от этого ещё холоднее.
Одному Богу или Будде известно, как они добрались до пункта назначения, в новый «рай», который представлял собой наспех сколоченный дощатый барак, баланду хуже тюремной, и то при условии, если выполнишь норму на тяжких, зачастую непосильных работах.
Бараки тоже быстро пустели. Их обитателей выносили, как правило, по утрам, и они больше не возвращались.
Кермен каждый день молилась о судьбе Музары, о котором не было ни слуху, ни духу, о здоровье детей, о родной Калмыкии.
Её тоже вынесли утром, когда Эльзе было девять лет. Ко всем испытаниям девочки добавилась ещё и сиротская доля.
Повезло лишь в том, что народ и власть – всё же разные категории. Благодаря поддержке русского народа удалось выжить, выстоять, не смотря на произвол власти, которая, как агнеца Божьего, отдала Эльзу на заклание.
В 1956 году она вернулась на родину вместе с немногими счастливцами, выдержавшими эти испытания, когда её народ, вернее, оставшаяся в живых половина народа, была реабилитирована.
В этом ли было счастье, которое предрекал ей отец, давая имя?
Видимо, и в этом тоже. А ещё в цветущих тюльпанах, в первой любви, в родившихся детях, потом внуках и, особенно, в правнуке.
Не давала покоя лишь мысль о судьбе отца. От него за всю войну не было ни единого письма. Не получала семья и извещения о его гибели или пропаже без вести. И это было неудивительно, учитывая все жизненные испытания, выпавшие на долю многострадального калмыцкого народа. В этом они были не одиноки – многие осиротели, и многие жили в неведении о судьбах своих родных и близких…
Но Эльза помнила наказ Кермен, данный уже в последние дни её пребывания на земле: найти отца!
Всю свою жизнь посвятила она исполнению заветной воли матери. А когда уже стало подводить здоровье, передала наказ своим детям.
Лишь спустя семьдесят семь лет после трагических событий, участником которых был Музара Наминов, его внук нашёл информацию о месте, где он пропал без вести.
Волею судьбы, так сложилось, участью бойцов 160-й стрелковой дивизии заинтересовались поисковики в далёком городе Челябинске и годом ранее известили жителей Черемисиновского района Курской области о массовом подвиге, совершённом ими на черемисиновской земле, прислали имена погибших.
Здесь также живут неравнодушные люди, и потому они сразу же увековечили память о защитниках родных сёл, установив стелу.
Правда, имён было столько много, что вместить их на мемориальную плиту было невозможно. Потому и написали:
за деревню Петрищево погибло 172 человека
за село Михайловку – 140 человек;
за деревню Дубровку – 94 человека;
за деревню Трухачёвку – 127 человек;
за деревню Прилепы – 27 человек,
а сам Список погибших передали в комнату боевой славы местной школы.
Сын Эльзы сделал самый дорогой подарок в её жизни, привезя мать 9 мая, в День Победы, накануне её семьдесят восьмого для рождения, на это святое для них место.
И вот здесь, у памятной стелы, коснувшись земли, когда-то политой кровью её отца, кровью отцов и дедов её соплеменников, Эльза, наконец, обрела полное счастье. Она так и сказала: «Я счастлива, что нашла место гибели своего отца, счастлива, что смогла выполнить наказ матери».
Счастье её было столь велико, что выплеснулось на всё пространство Калмыкии одновременно с вестями о родных и близких, давно и безнадёжно потерянных. И пошли письма, звонки с просьбами организовать поездку к месту гибели родных людей.
Уже 28 июня, в день гибели бойцов 160-й стрелковой дивизии, двадцать шесть родственников прибыли на черемисиновскую землю. Они побывали во всех населённых пунктах, где сражались отцы и деды, на воинских захоронениях, постояли в молитвенном поклоне у памятников.
А в деревне Петрищево, может быть, в том самом месте, где погиб Музара Наминов с товарищами, они совершили обряд поминовения всех погибших.
Поляна была уставлена щедрыми яствами. Взял лама в руки колокольчик и ваджру, указывая на неотделимость совершенного Страдания от совершенной Мудрости. И стала эта истина вмиг осязаемой при виде уставших от долгой дороги, но бесконечно счастливых людей, склонивших головы в почтительном поклоне перед памятью своих близких.
Зазвонил колокольчик ламы, и разверзлась перед каждым из них пустота, которую тут же заполнили они добром, состраданием, любовью, гордостью, памятью, благодарностью и многими другими чувствами, так как пустота есть природа всех явлений!
И спустились к ним души умерших, а живые благодарили их и угощали щедрыми дарами. И были они, наконец, отпущены на небо.
(Подумалось, а когда мы-то отпустим? Ведь до сих пор, спустя семьдесят пять лет после победы, не можем прописать «пропавших без вести на поле боя» ни к воинским захоронениям, ни в Книгах Памяти!)
А потом свершилось чудо – при ярком свете солнца внезапно пошёл мелкий, частый дождь, который мы называем слепым. А калмыки радостно заулыбались и дружно сказали, что это Будда осыпал землю цветами.
Счастье Эльзы стало в этот миг и их достоянием.

Владимир ОЗЕРОВ,
Курская область