Сердце снайпера

27-11-2020, 14:29 | Общество

Весной этого года в Волгограде в дистанционном режиме состоялся форум, посвященный участию и победе советских народов в Великой Отечественной войне. Доклады и выступления участников недавно были изданы отдельной книгой. Вниманию читателей предлагаем статью писателя, члена Общественной палаты Калмыкии Василия Церенова, принявшего участие в названном форуме.
«Друг степей» – так назывался очерк известного советского писателя, военного корреспондента Владимира Лидина, опубликованный в июне 1943-го года в газете «Известия». «Мир, как всегда, оказался тесен, – писал автор, – и среди раненых в госпитале я встретил доброго друга Церена Бадминова, учителя из Яшкуля, калмыка, называвшего Пушкина запросто дунгчи, что по-калмыцки значило глашатай».
С героем очерка писатель, по его словам, познакомился в сентябре 1940-го года в Элисте на праздновании 500-летия эпоса «Джангар». Гость из Москвы решил задержаться в Калмыкии, совершить поездку по степи. В спутники ему определили Церена Бадминова. Он был сыном чабана, «одного из тех славных пастухов, которые перегоняют осенью скот на богатые Черные земли», когда от отар узкоголовых курдючных овец, как заметил писатель, «степь кажется зацветшим хлопковым полем».
Они ехали из Цаган-Усуна, мимо степных озер, мимо редких колодцев – худуков, путь их лежал в Долбанский улус, к протокам и ерикам дельты Волги. Степной ночью они сидели в отцовском доме Бадминова. Из раскрытых дверей доходила ночная прохлада, во дворе в тишине ночи лежали верблюды, горбы которых на фоне зеленой зари казались гостю барханами в степи. Они сомкнули стаканы за калмыцкую славу, бескрайнюю степь, которая ломилась от овечьих отар и конских косяков, и за чабана Бадминова, на груди которого светились орден Ленина и медаль сельскохозяйственной выставки.
Потом они снова ехали по степи, и Бадминов читал вслух по-калмыцки свой перевод «Зимнего вечера» Пушкина. «Была пора осени, – писал Лидин, – когда озера в степи полны птичьих стай, готовящихся к перелету, а между поднявшихся трав хоронятся дрофы».
Церен Бадминов был охотником, он взял ружье и легким шагом ушел в сторону одного из озер. И вскоре его спутники услышали выстрелы и увидели, как над озером поднялась туча уток. Они свернули с дороги и поехали в сторону озера. Учитель стоял среди камышей по пояс в воде, вскидывал ружье, грохот прокатывался над камышами, и утка, споткнувшись на лету, падала на воду.
– Вот это рука, – сказал завистливо шофер, – ничего не упустит.
И тот ничего не упустил, бил без единого промаха. «Его сухие руки, – вспоминал писатель, – не упустили ни одной из намеченной птицы, это было для него главное. Он был очень счастлив, что смог показать свое искусство охотника. В его маленьких руках жила сноровка калмыка, степного добытчика, может быть, потомка эпического Хонгора, богатыря и охотника».
Все это они вспомнили в тишине госпиталя. И ночь в доме отца Бадминова, школу в Яшкуле, и «Зимний вечер» Пушкина, пленительно и странно звучавший для писателя на незнакомом ему языке, и степное озеро, где безошибочной рукой охотника Бадминов набил столько птиц, что завалили ими «Газик».
Потом им надо было рассказать обо всем, что случилось с каждым из них за войну. И Бадминов, рассказывая, пережил снова всю историю гибели своего отца, угнавшего от немцев отару в жёсткую непогоду.
– Он ничего не отдал немцам, мой старик, – говорил Бадминов, – он угнал отару и умер от воспаления легких, и я не знаю, где его схоронили. Немцы были тогда в Элисте, а я – под Сталинградом, дрался еще в плавнях, и здесь мне пригодилось, что я был охотником. Я стал снайпером, в ящике тумбочки ты сможешь найти мой счет, он заверен командиром полка.
Лидин открыл ящик его ночной тумбочки и нашел в нем среди других документов и писем справку о том, что снайпер Церен Бадминов убил восемьдесят четыре фашиста.
– Но это я только открыл счет, – сказал Бадминов. – Подумай сам, сколько им нужно мне заплатить: за отца – раз, за нашу сожженную школу в Яшкуле – два, за Элисту – три, а за наших калмыков, ты знаешь сколько их погибло? Нет, восемьюдесятью четырьмя немцы от меня не отделаются, дешево считаю – пятьсот. Дешево считаю, понимаешь?
«Я вспомнил неподвижную его фигуру среди камышей, – делился автор, – вспомнил калмыцкую степь, которая еще ждала своего отмщения, и легкую осеннюю ночь, счастливо прилегшую на землю, и древнее степное достоинство чабана, и стихи Пушкина, переведенные другом степей – калмыком на свой язык… Маленькая сухая рука сына пастуха, рука, в которой зажата была месть, лежала поверх одеяла, а из-под белой повязки на лбу темнели неутоленные глаза, и все, что должен был человек свершить, лежало перед ним, как ещё не пройденная дорога, как завтра».
– Ты думаешь, снайпер – это только глаз и руки, – сказал Бадминов, усмехнувшись. – Снайпер – это сердце, прежде всего – сердце.
И он взял руку собеседника и положил ее к себе на грудь, где билось его выносливое сердце. «В эту минуту он напомнил мне кобчика, – заключает Лидин, – птицу из семейства соколиных, стремительным и безошибочным ударом которого не раз любовались мы с ним на пути из Цаган-Усуна к прохладным протокам Волги».
Очерк этот, отмеченный печатью подлинного таланта и мастерства, на мой взгляд, принадлежит к лучшим творениям Владимира Лидина. В нем во всей яркости отразилось характерное свойство писателя: острый интерес к человеку, его судьбе и духовной сути. Именно открытие незаурядной личности – вот что, прежде всего, увлекает читателя в этом очерке.
Лидин дал замечательный по точности портрет человека, для которого нужды и чаяния народа составляют главную ценность жизни. Об очерке же мне стало известно из записной книжки писателя Баатра Басангова, который скрупулезно собирал сведения о воинах-калмыках, защитниках Родины. Будучи в Российской государственной библиотеке, я заказал подшивку «Известий» за 1943-й год - трагический для калмыков год, когда их обвинили в сотрудничестве с врагами. Прочитав очерк, пережил горячее чувство – вот так сражались наши земляки! Верно сказано, нет уз святее товарищества!
Очерк этот, скорее, близок к рассказу, в который писатель вложил все впечатления от пребывания в Калмыкии. Церен Бадминов - собирательный образ, за которым стоит реальный человек. Это Баваев Дорджи Наминович, призванный на фронт Элистинским военкоматом 30 июня 1941-го года. Будучи снайпером 18-го кавалерийского полка 218-й стрелковой дивизии (так значится в документах ЦАМО), в ноябре 1942-го года, при наступлении советских войск под Сталинградом, уничтожил 84 фашиста. Тогда же был тяжело ранен в левую руку, остался инвалидом и позже комиссован.
По представлению военкома Саралинского района Хакасии капитана Коротких, где Дорджи Баваев находился в ссылке со своим народом, указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 ноября 1947 года он был награжден орденом Славы III степени.
Имя его не упоминается среди снайперов Сталинграда.
Примечание. В блокноте писателя сохранились записи о встречах в Элисте с председателем Совнаркома Калмыкии Н.Л.Гаряевым, писателем Баатром Басанговым, художниками Иваном Нусхаевым и Лиджи Очировым. В Яшкуле он познакомился с чабаном Есиным Базаровым, удостоенным серебряной медали Всесоюзной сельхозвыставки, и депутатом Верховного Совета СССР Басангом Дорджиевым, награжденным в 1935-м году орденом Ленина.
P.S. Буду признателен, если откликнутся родственники или земляки Дорджи Наминовича Баваева.

Василий ЦЕРЕНОВ

Видео