Сибирь мы будем помнить вечно...
Занимаясь сейчас восстановлением истории своего рода, я выяснил, что около 20-ти моих близких родственников умерли в депортации: мой прадед – офицер царской армии, его жена – моя прабабушка, мои маленькие и не пожившие на свете дяди и тети, другие родственники, о которых я не знал и которых никогда не видел...
Маме тогда было три года, её отец, мой дед, был на фронте, он воевал еще с финской. Бабушка, тогда молодая, одна с маленькой дочкой была изгнана из родного дома.
Мой дед по отцу умер до депортации, отцу было девять лет, взрослых мужчин в семье не было. Отец помнил выселение: свой ужас и недоумение от происходящего, холод плохо отапливаемого вагона и постоянный голод. Маленький и юркий, он бегал на остановках за кипятком, получая в очереди за водой пинки, тычки и подзатыльники от взрослых. Он помнил страх матери от мысли, что ее маленький сынишка может отстать от поезда...
В результате депортации, в пути следования и на поселении, от непосильного труда, невыносимых условий проживания погибло около трети всех калмыков. Было брошено около 200 тыс. голов скота, жилье и домашний скарб. Очевидцы рассказывали, что в опустевших селах, как будто оплакивая увезенных хозяев, выли собаки, ревели коровы, метались кошки и птица. Жутко даже представить...
По переписи 1897-го года численность калмыков в Российской империи составляла 200 тыс. человек. В 1950-м, по сводкам отдела спецпоселений НКВД СССР, на учете числилось 77,9 тыс. калмыков, включая рожденных в ссылке. По недавней переписи 2010-го года численность калмыков в России составила 184 тыс. человек. Таким образом, во многом из-за преступной сталинской ссылки калмыки по прошествии 120-и лет все еще не достигли своей численности конца XIX века.
Депортация – акт геноцида, который калмыцкий народ будет помнить всегда. Мое наиболее полное осознание этой трагедии произошло в конце 1980-х, когда я, секретарь Целинного райкома комсомола, проводил траурное мероприятие.
Одним из участников был немолодой мужчина, родившийся в конце октября 1943-го года и рассказавший о своей нелегкой судьбе. Выселение он не помнил: ему, лежавшему в руках своей 20-летней матери, было всего два месяца. Декабрь 1943-го в Калмыкии был студеным, и, чем ближе к Сибири, тем в телячьем вагоне становилось холоднее. Не было теплой одежды, дров для буржуйки, еды.
В один из дней люди в вагоне заметили, что младенец уже несколько дней не подает признаков жизни, не ест и не кричит. И молодую женщину с большим трудом, уговорами и угрозами, заставили избавиться с ребенка. Горько рыдая, она выбросила тело родного дитя в сугроб. Упав на снег, ребенок, впавший в каталепсию от голода и холода, очнулся и пискнул. Обезумевшая мама прыгнула к нему прямо из вагона, схватила и больше не выпускала из рук до конца пути.
От этого скорбного рассказа плакали все. Я, ведущий мероприятия, долго не мог прийти в себя и продолжить вести вечер...
Наш народ никогда не забудет эту ссылку. Наша скорбь по невинно погибшим в сибирской ссылке вечна.
Олег КУБЕРЛИНОВ