ВОСПОМИНАНИЯ О СВОЕЙ ЖИЗНИ
Недавно довелось встретиться с орденоносцем Елизаветой Бадминовной Барняевой (Манжиковой). Ее жизнь показалась интересной и похожей на истории сотен других калмыков, испытавших незаконную ссылку, последствия войны, возвращение на родину.
- Родилась я в декабре 1936 года на хуторе Зюнгар Зимовниковского района Ростовской области. Когда мне исполнился год, арестовали маминого отца, нашего деда Эрдни Ушкинова, впоследствии он был расстрелян. В те страшные годы виновных находили быстро: неурожай или падеж скота списывались на то, что в колхозы и совхозы пробрались враждебные элементы - бывшие кулаки, белогвардейцы. Точно не могу утверждать, кем был наш дед в советский период в 30-х годах. По словам моей мамы, Марии Эрдниновны, ее отец был одним из руководителей Калмыцкого района, в прошлом офицер царской армии, участник Белого движения, вернулся из эмиграции (Болгария). Поэтому семье «врага народа» приходилось несладко.
Маминому младшему брату, Ивану Ушкинову, не позволили поступить в вуз, хотя он успешно окончил среднюю школу. После окончания Пролетарского педучилища дядя Ваня уехал в Элисту, а чуть позже забрал свою маму, Булгун Даниловну. Там он устроился на работу в типографию, на должность литературного сотрудника газеты «Улан Баєчуд». Иван был спортсменом, легкоатлетом и свободное время проводил на спортивной площадке «Роща». В 1941 году дядю призвали в армию, куда он и стремился. Войну Иван встретил в Белоруссии, а погиб на Украине в сентябре 1941 года. Числится как без вести пропавший. В газете «Советская Калмыкия от 19 января 1997 года известный журналист Наран Илишкин написал об Иване Ушкинове статью «Он погиб, как герой».
Отчетливо помню, как рано утром 28 декабря 1943 года к нам громко постучали в дверь. Все проснулись, мама спросила: «Кто там?». За дверью мужской голос скомандовал: «Открывайте!» В дверях стоял военный, он приказал быстро собраться и всем выходить из дома, брать одежду, документы, запас пищи на трое суток. На все сборы давался один час. Были зачитаны страшные обвинения в измене Родине, так началась карательная операция «Улусы». Люди не понимали, как так? У многих на хуторе в семьях калмыков погибли на фронте отцы, братья, сыновья.
Одевшись и собрав два небольших узелка вещей, мы вышли из дома. Мама сказала брату Коле, чтобы взял меня на руки, а сама, схватив узелки с вещами, видимо, в спешке или со страху оставила дома документы. Было еще темно, но на улице – много людей. Военные с автоматами сгоняли в круг народ, покрикивая и обращаясь с людьми, как со скотом. Потом всех хуторных калмыков, в основном, это были старики, женщины и дети, повели под автоматами в сторону конюшни. В толпе плакали дети и женщины, а военные требовали замолчать всем. Я все время спрашивала маму, куда же нас всех ведут? Мама просила не задавать вопросов. Я умолкла, сидя на спине брата. Нас загнали в конюшню и закрыли снаружи двери, была одна печка буржуйка, около которой столпился народ. Все хотели разогреть пищу, покормить детей и сами поесть. В конюшне мы пробыли целый день, а к вечеру подогнали большие грузовики. Коля сказал, что это американские «студебеккеры», и нам приказали садиться в кузов. Приехав на станцию Зимовники, увидела множество людей на перроне, оцепленном автоматчиками. Шла посадка в вагоны, которые были предназначены для перевозки скота, туда загоняли по 40-50 человек.
Через некоторое время состав тронулся, и нас повезли в неизвестность. Я помню, что мы ехали долго, было очень холодно и голодно. Брат мой Коля был шустрым юношей 16 лет. На какой-то станции, где раздавали еду, он сумел принести нам по куску хлеба и немного похлебки. Кому-то не досталось, делились. Умерших по дороге во что-то заворачивали и выносили к лесу.
На станции Убинское Новосибирской области, куда нас доставили, встречали ответственные люди от разных колхозов, вокруг было много подвод. Кто-то крикнул, что раздают тулупы, брат быстро сбегал и принес нам огромные тулупы. Стали спрашивать, кто какую имеет специальность? Коля выкрикнул, что он тракторист, его тут же отобрали. Специалистам выделяли отдельное жилье, остальных отправляли жить в бараки. Брат Коля, подойдя к ответственному работнику, сказал, что вот его семья, показывая на меня с мамой, а также семьи Бовальдиновых и Абушиновых. Работник, оглядев всех нас, спросил, а почему так много у вас людей? Но затем, махнув рукой, крикнул, в какие подводы нужно садиться.
В Убинском я пошла в первый класс. Мама, как-то сварив картошку, попросила меня выбросить золу из печи. Я взяла совок с золой и высыпала за угол дома, а там, рядом с домом, был сеновал. Когда мы почувствовали запах дыма, огонь уже охватил полдома. Пожар не смогли потушить, так мы остались без дома и нас переселили в барак. Окончив три класса начальной школы, я стала устраиваться на работу в МТС. Мама не работала (была слепа), а хлебный паек брата составлял всего 400 граммов хлеба в сутки, по карточке работающего, а мне с мамой по 200 граммов, как иждивенцам. Конечно же, этого не хватало. Мама, жалея уставшего от непосильного кузнечного труда сына, отдавала ему свою пайку. А я, в свою очередь, делила свои 200 граммов с ней. И, когда видишь, как в наше время люди выбрасывают хлеб, мне становится не по себе.
Пошла работать. Директор МТС, глядя на меня, спросил: «Чего пришла, малявка?». Я стала просить принять меня хоть на какую-нибудь работу. Он посмотрел на меня с удивлением и сказал: «Куда же я тебя возьму на работу, такую крохотную, и что ты сможешь мне наработать?» Я стала плакать, говорить, что хочу кушать, мама у меня слепая, а работает в семье один брат, нам еды не хватает. Директор сжалился и назначил меня уборщицей и истопницей в общежитие для шоферов. Полы там были пропитаны мазутом и солидолом, было трудно их отмывать, но, в целом, я справлялась с работой. Зато я стала получать полноценную рабочую пайку в 400 граммов хлеба. Так я проработала год с лишним. Потом моя мама попросила нашу родственницу, Марию Шарапову, которая работала швеей в цехе, взять ученицей. Меня взяли. Работала в промкомбинате. Первое мое задание: сшить детское пальто, и я справилась. Потом меня поставили на шитье постельного белья. В 1957 году я перевыполнила план и впервые в жизни мне выписали премию – целых 200 рублей! Мама и брат очень обрадовались. Она приняла решение, что на эти деньги я могу съездить в Новосибирск под присмотром брата Коли к родственникам Дайдугиновым. Там посмотрели военный парад.
Калмыцкий народ, пройдя через нечеловеческие страдания, дождался восстановления справедливости и осуждения противоправных деяний репрессивной политики руководителей советского государства и коммунистической партии. У калмыков осталось мало людей родившихся в 1941-1944 годы: редко кто из младенцев смог выжить в суровое время. Если бы не помощь простых сибиряков, то жертв было бы значительно больше.
1958 год наша семья встретила с надеждами на новую жизнь, полными приятного ожидания отъезда на родину. Душа была переполнена радостью. Многие земляки уехали еще осенью 1957 года, в основном это были учителя, образованные специалисты, бывшие советские и партработники. В начале марта 1958 года Николай сказал маме, что нам пора собираться. Тут же продали корову, телят, взяли билеты на поезд Новосибирск – Ставрополь - Дивное. За время проживания мы сдружились с сибиряками, одна моя подружка просто рыдала, просила взять ее с собой. Нас провожали соседи и друзья. Все плакали, потому что многие наши земляки так и остались лежать навечно в холодной сибирской земле. У нашей снохи Оли умерли в Сибири мама и бабушка. Я благодарна своему брату Коле, который спас нас от голода и холода.
Приехав в Дивное, брат быстро разыскал грузовую автомашину, и мы поехали в Элисту 16 апреля 1958 года. Водитель помог разгрузить наш небольшой скарб напротив ЦИК (ныне главный корпус КГУ), который был наполовину разрушен. Мы стояли на месте и не знали, что делать дальше. Вечерело, и было зябко. Мимо проходивший мужчина подошел к нам, поздоровавшись, стал расспрашивать, откуда мы приехали. И тут наша слепая мама спрашивает на калмыцком языке: «Ты не сын Улана Илишкина, Иван?» Он ответил: «Да, я Иван!» Это был Иван Кузнецович Илишкин, доктор филологических наук, директор КНИИЯЛИ, наш земляк из хутора Зюнгар и дальний родственник. Он, обняв нашу маму, попросил прощения, что сразу не узнал, взял наши узелки и сказал: «Берите вещи, пойдемте со мной, поживете у меня, пока не найдете жилье». Николай стал говорить, мол, неудобно, не хочется стеснять вас нашим «табором». Но Иван Кузнецович был решителен и неумолим, коротко скомандовал: «Берите вещи, идемте скорее!» Оказалось, что это совсем рядом, на улице Ленина, 228, сразу за ЦИК, на углу улицы Губаревича. Квартира нам показалась огромной, целых четыре комнаты. Нам выделили самую большую комнату, где мы и расположились. Позже Иван Кузнецович помог нам быстро найти землянку на улице Лермонтова, а брат Николай устроился в совхозе «Элистинский» кузнецом. А меня Илишкин направил в швейную мастерскую, к заведующему. Но, оказалось, там принимали на работу только со своей машинкой, а у меня ее не было. Утром следующего дня Иван Кузнецович сообщил мне, что меня ждет заведующий мастерской Манушев. Он поручил мастеру выделить мне швейную машинку и приступить к работе. Так началась моя трудовая деятельность во вновь восстановленной Калмыцкой АССР.
Первое замужество было неудачным. В 1960 году родился мой старший сын – Володя. Позже мне сделал предложение Василий Иванович Барняев, с которым мы вместе работали на швейной фабрике. В 1963 году родился сын Юрий. Так, незаметно, проходили годы, дети выросли, оба отслужили в армии, женились, пошли их дети – мои внуки. А сейчас уже и правнуки подрастают.
В 1963 году сдали новую швейную фабрику по улице Клыкова, которую возглавил Илья Михайлович Четвертков. Я стала работать на большом производстве. В 1971 году фабрика была преобразована в объединение, а в 1976 году – в ПШО. Продукция пользовалась большим спросом во всех уголках Советского Союза. В конце 70-80-х годов в Москве – ГУМе, ЦУМе, стояли очереди за халатами нашего производства. Была победительницей трех трудовых пятилеток. За свой труд получила орден «Знак Почета» и орден Трудового Красного Знамени, была в числе делегатов на партконференции в Кремлевском Дворце съездов. Выйдя на пенсию, не смогла сидеть дома, в 1991 году устроилась на работу в ресбольницу – буфетчицей, проработала там до 2011 года. Мой общий стаж получился 53 года (не считая тех, детских трудовых пяти лет). Я прекратила работать, когда исполнилось 75 лет.
Неумолимо бегут годы, их не остановить, вроде настал день, а уже вечер, жизнь так скоротечна! Сейчас мне уже 84 года, и я всегда учу своих внуков, правнуков, чтобы они были добрее, прощали людям обиды, не стоит их держать в себе! Ведь жизнь дается один раз, другой не будет. Поэтому надо больше улыбаться друг другу, наслаждаться тем временем, которое отвел нам Бог. Не надо откладывать на потом хорошие слова, говорите их сегодня и почаще, ведь отложенное на потом может оказаться уже невозможным, а ушедшее время не вернуть обратно. Слышала про известное изречение, что мол «красота спасет мир», а мне кажется, что только доброта спасет мир! Будьте добрее и счастливы в жизни, живите в здравии и до глубокой старости!
Подготовил Бадма КОЛДАЕВ