Буддизм в России с точки зрения евразийства

Вчера, 16:21 | Общество

Евразийский характер веками складывающейся российской социокультурной общности (при гетерогенной этнической основе) – важная особенность российской цивилизации, которая не сводится к механической сумме ее европейских и азиатских составляющих, а выражается в новых качествах. Общность исторических судеб, геополитических интересов, преобладание центростремительных начал над центробежными, породившие общие устойчивые социальные, материальные и духовные характеристики, общероссийское самосознание, в том числе общероссийский патриотизм, сходство духовных предпочтений – все это находит отображение в специфике самоидентификации как необходимом элементе цивилизационного отличия.

Евразийство в последние годы стало едва ли не самым употребляемым термином, которым наша общественность определяет российскую культурную идентичность. Под евразийством понимают как направление в русской философской мысли, так и конкретный геополитический проект. Этим безмерным понятием утверждается и российская непохожесть на Европу, и многообразие российских культурных традиций, и «отзывчивость» восточному менталитету, и убежденность в неспособности России создать демократическое правовое государство. Евразийство сегодня выступает и как вариант национальной идеи, которая будучи социальным мифом, выполняет важную роль в жизни общества. Национальная идея как социальный миф «говорит о некотором историческом предназначении нации и государства, о той роли, которую они должны играть в мировом сообществе. Вера в это предназначение придает обществу высокую жизнеспособность и целеустремленность. Без такой веры нации деградируют, а государства разрушаются».
Своеобразным предвестником евразийского движения был Ф. Достоевский, указывавший, что Россия находится не только в Европе, но и в Азии, а русский человек является не только европейцем, но и азиатом. В «Дневнике писателя» он пророчески утверждал, что «в Азии, может быть, еще больше наших надежд, чем в Европе, мало того: в грядущих судьбах наших, может быть, Азия-то и есть наш главный исход».
Одним из первых евразийскую сущность России заметил и сторонник геополитической ориентации России на Восток князь Эспер Ухтомский, некогда известный востоковед, дипломат и публицист. В своей редакционно-публицистической деятельности князь отстаивал идею необходимости сближения России со странами Дальнего Востока. Используя свое влияние, он всячески покровительствовал буддийским депутациям и миссиям.
Ухтомский полагал, что Россия – неотъемлемая часть Востока. Поэтому если Запад всегда был и остается для Востока враждебным чужаком, то для России Азия – родная и близкая духу земля, особенно ее «аванпост» Индия. Мыслитель подчеркивал, что есть «коренное сродство (усилившееся благодаря хищному степному Турану) нашего пестрого по составу населения с еще значительно сложнейшими элементами той Азии, где таинственно пошел в толпу посыпанный пеплом нищий Шива и где вырос исторический Будда». Россия, по мнению Ухтомского, «еще сознательно проснется в качестве обновленного «восточного» мира, с которым не только у ближайших азиатов, а и у индуса, и у китайца, в сущности есть и будет неизмеримо больше общих интересов и симпатий, чем с колонизаторами иного типа, выработанного европейской историей за последние четыре века».
Близок по своим геополитическим взглядам к Ухтомскому был Петр Бадмаев, врач тибетской медицины, работавший в Петербурге. Бурят Бадмаев являлся последовательным сторонником сближения России с Востоком. Он разработал геополитический план, основные положения которого изложил для Александра III в виде философско-исторического трактата. Бадмаев советовал русскому императору переориентировать внешнюю политику, усилив позиции России на Востоке. Смысл предложений Бадмаева состоял в создании «Великой буддийской конфедерации», объединявшей Монголию, Тибет и Китай, с перспективой ее присоединения к России. По его мнению, в этих странах местная власть очень слаба, а влияние России сильно. В своих трудах он писал об авторитете и влиянии «белого царя» и Российского государства на буддийском Востоке. При этом Бадмаев предостерегал правительство, указывая, что, если Российская империя не установит контроль над этим регионом, его установят англичане, которые затем могут повернуть подвластные им народы против России.
Собственно евразийское направление в русской социально-философской мысли возникло в 20-30-х годах ХХ столетия. У истоков евразийского движения стояли такие известные деятели русской эмиграции, как филолог Николай Трубецкой, географ Петр Савицкий, историк Георгий Вернадский, философ Лев Карсавин и др.
Особенно важной была идеологема «исхода к Востоку», понимавшаяся как исход России к себе самой, к своей культурно-исторической идентичности, своим истокам, сущности и целевым предназначениям. Вообще принцип «исхода к Востоку» совсем не нов ни для Запада, ни для самой России. На Западе эту парадигму в определенной степени признавали такие известные мыслители, как Освальд Шпенглер, Артур Шопенгауэр, Карл Густав Юнг и др. Многие русские философы (Л. Толстой, В. Вернадский, Н. Рерих и др.) также признавали актуальность восточной философии.
Интерес представляют и идеи евразийцев о роли «туранского» компонента в русской историко-культурной традиции. При этом следует отметить, что к «туранцам» они относили тюрков, монголов, маньчжур и даже финно-угорские народы. По их мнению, туранские племена длительное время играли в истории Евразии ключевую роль. Именно отношения восточных славян с туранскими народами, подчеркивали идеологи евразийства, составляли основной фон истории России, который обязательно нужно учитывать для «правильного национального самопознания».
Исследуя историю России в контексте ее контактов с Востоком и Западом, евразийцы сделали вывод о том, что времена максимального расцвета Российского государства приходились на периоды ее сближения с Востоком. По мнению евразийцев, даже татаро-монгольский период, несмотря на все его отрицательные последствия, способствовал централизации Руси и созданию сильной государственности. В результате геополитического наследия, полученного от Золотой Орды и империи Чингис-хана, Россия стала крупнейшей мировой державой. При этом приобщение России к традициям монгольской государственности вышло за рамки внешнего влияния, так как Россия восприняла не только институты, но и дух монгольской государственности. Таким образом «свершилось чудо превращения монгольской государственной идеи в государственную идею православно-русскую».
Концептуально значимо, что религиозные представления евразийцев носили не абстрактный характер, а были связаны с учением о личности. Так, православие они понимали прежде всего как «симфоническую» форму религиозности, которая характеризовалась тенденцией сведения всего к единству. Евразийская концепция «симфонической личности», основы которой были заложены Л. Карсавиным, побуждала евразийцев поднять проблему поликонфессиональности России. Соборное единство переосмыслялось в аспекте общности (симфонии) традиционных евразийских вероисповеданий (православия, буддизма и ислама). Данная идея в конечном итоге и определила представление о России как о православно-мусульманско-буддийской стране. В этом заключалось основное отличие евразийцев от славянофилов, которые почти не замечали исламский и буддийский элементы в российской цивилизации.
Буддизм, как и другие нехристианские религии России, получили статус «евразийского» и оценивался как потенциально православный. Действительно, нельзя отрицать тот факт, что православие или восточное христианство остается частью восточного мира. Своеобразие православной религии в интерпретации евразийцев в том, что православие стремится к всеединству, а это служит основанием синтеза различных идеологических течений, которые идейно близки к нему. Именно такое видение православия приводило к мысли о близости православия и буддизма, а также к утверждениям о том, что имеются глубокие идейные связи между индийской и русской мистикой. «Буддизм, – отмечали евразийцы, – с наибольшей для язычества силой и притом в родственных православию тонах раскрывает идею искупления и в своей теории «бодхисаттв» предчувствует идею Богочеловечества».
Идею близости православия и религий Востока поддерживали и те евразийцы, которые не были православными. Так, например, один из видных деятелей евразийского движения калмык Эренджен Хара-Даван в работе «Евразийство с точки зрения монгола» отмечал, что «евразийцы ставят в основу своего учения религию, проведенную в жизнь, в то время как западная цивилизация произвела отрыв народа от религии». По его мнению, восточные религии – буддизм и ислам –находятся в самом быте народном, и быт их в религии. Именно в этом разница и преимущество духовного Востока над Западом.
Следует отметить, что евразийцы не ограничивались теорией в данном вопросе, а пытались применить ее на практике. Так, в частности, в русской эмигрантской гимназии в Праге учились около двадцати калмыков. Специально для них в соответствии с идеалами евразийства преподавали основы буддийской культуры. Кроме того, евразиец Э. Хара-Даван являлся секретарем духовно-попечительского совета буддийского храма, построенного калмыками-эмигрантами в Белграде. Примечательно, что именно после знакомства с его книгой «Чингис-хан как полководец и его наследие: культурно-исторический очерк Монгольской империи XII - XIV веков» идеями евразийства заинтересовался Лев Гумилев.
Современные последователи евразийства проводят разграничение в буддизме и рассматривают буддизм с позиции геополитики. Так, по мнению А. Дугина, «буддизм Хинаяны – Малой Колесницы представляет собой образец «атлантистского буддизма», а буддизм Большой Колесницы – Махаяны, Ваджраяны, традиционный чань-буддизм, тибетский буддизм, буддизм, распространившийся в Японии, на Дальнем Востоке, представляет собой евразийскую модель». Идеологи неоевразийства также подчеркивают тот факт, что российские буддисты традиционно отличались максимальной лояльностью к государству, и с данной религией у России никогда не было проблем.
Большое значение неоевразийцы придают идее сближения с Востоком. По мнению А. Дугина, это означает не только геополитический союз, но и открытие Россией метафизического Востока, т.е. древнейших учений, в том числе и буддизма. Это, в свою очередь, означало бы перевод русского сознания из атеистически-утилитарного и рационалистического в живой и целостный мир восточной традиции, одухотворение России сакральными энергиями Востока.
В целом буддизм наряду с другими традиционными религиями внес значительный вклад в становление социокультурного пространства России как евразийского по своему характеру. Осмысление места буддизма в социокультурном пространстве нашей страны, несомненно, способствует самопознанию двуединого цивилизационного статуса России-Евразии. Само наличие буддизма в социокультурном пространстве России как своеобразной третьей силы является важным фактором единства Российского государства, поскольку биполярное состояние опаснее для единства, нежели полицентричное. Об этом свидетельствует общая теория конфликта, в соответствии с которой всякое приближение к биполярности чревато угрозой распада единства.

Мерген УЛАНОВ, доктор философских наук, зав.кафедрой философии и культурологии КалмГУ им. Б.Б. Городовикова