Доехал на телеге до Берлина

29-04-2015, 17:42 | Память

Дорога до Берлина... Как труден был этот путь, какие потери понес советский народ на этом страшном отрезке Москва- Берлин. Гусеницы танков наматывали сотни километров до Берлина, их, многих, сшибала с пути стальная болванка, прошивая броню, разбивая на куски траки. Оставшиеся, ведомые чумазыми танкистами, боевые машины упорно ползли на запад... Летели самолеты, их сбивали с курса "мессеры" и "фокке-вульфы", тянулись с земли, по-паучьи, трассы "эрликонов" - зенитных автоматов. Падали, горели самолеты, погибали летчики. Но другие летели...
Пехота, неприхотливая, выносливая, засыпаемая пулями, бомбами, минами, снарядами -ползком, бегом, маршевым шагом - упорно шла на Берлин. Но миллионы трупов в серых солдатских шинелях легли на дорогах войны, как уставшие птицы. Я видел много таких военных снимков, и почему-то они мне напоминали птиц. Казалось, вот отдохнут и полетят.
В моей истории всё обстоит немного иначе. Пожилой солдат-калмык возил на телеге артиллерийские снаряды и мины. Его любили молодые солдаты и звали его "Батей", да и многие командиры были младше его. По-отечески старый солдат шумел на молодежь, ругал за безрассудную храбрость, берег их, и эта отеческая опека нравилась солдатам. Как знать, может он им напоминал их отцов.
Санже-Гаря Акаевич Акаев родился в 1894 году и был призван на фронт в январе 1943 года из села Максимо-Кумское Левокумского района Ставропольского края, где работал чабаном. В селении жило много калмыцких семей - терских и кумских калмыков, потомки тех степняков, которые еще в царские времена охраняли южнорусские границы.
Все мужчины были на фронте, а последним призвали на фронт дядю Санже, которого калмыки звали "Эрмаль" - армянин за густые нависавшие брови и горбатый нос. Санже был известным мастером в селе: выделывал шкурки, шил из них одежку, кожаные переметные сумы, мастерил деревянные пиалы, трубки и многое другое. И все это делал с большим художественным вкусом: орнаментом, вышивкой. Словом, был мастер на все руки.
Уехал он на телеге в военкомат, попрощавшись с сыном, дочерьми и женой, оглядываясь, улыбался и махал рукой. Просто и буднично, как будто поехал на сенокос.
Войну встретил он в Краснодарском крае, зачислен был в артиллерийский дивизион, по причине малограмотности и возраста его определили возить снаряды на передовую. Сколько же он их перевез на своей телеге, не перечесть. Вагоны.
Доехал на телеге до Орловско-Курской дуги, неизвестно сколько "рейсов" он сделал, подвозя снаряды. Он вспоминал, как ехал, медленно объезжая воронки, на свист снарядов возница и его лошадки не обращали внимания. Пожилой солдат невозмутимо подстегивал лошадей, как будто возвращался с полевых работ. Телега дяди Санже доехала до Курляндии и через всю Европу подъезжала к Берлину. Рядом громыхали танки, облепленные автоматчиками, торопились роты, батальоны пехоты и медленно катилась телега, запряженная лошадьми, которой правил пожилой солдат с вислыми усами, двумя медалями. И настолько жизненной и мирной была картина, что на него обращали внимание многие солдаты: "Батя, далеко собрался?" - "Туда, куда же и вы, на Берлин", - отвечал, улыбаясь старый солдат. Смеясь, солдаты шли к Берлину, огромный город дымился и плевался смертоносным огнем. Многие погибли.
Телега старого калмыка въехала в Берлин, снаряды были нужны батарейцам, упорно сопротивлявшихся фашистов надо было выкуривать огнем. День Победы он отмечал в северной стороне германской столицы. Он это очень хорошо помнил.
Победу праздновали славно, оно и понятно - заслужили. Бочка со спиртом пустела от солдатских кружек, а Санже Акаевич не пил совсем и старый солдат, ругаясь "лечил" своих "сынков" - однополчан калмыцким бульоном -шулюном. Густой наваристый бульон приводил в порядок опьяневших солдат. Мяса было вдоволь и "Батя" варил крепкую мясную похлебку и не один солдат сказал: "Отец, выручил". Командиры знали: раз Батя рядом, то всё в порядке, присмотрит, пожурит когда надо.
Санже Акаева не сняли с фронта, как многих калмыков. Командир батальона показал особистам документы, где местом рождения значился город Орджоникидзе, да и внешне, терско-кумской калмык смахивал на кавказца.
В 1945 году эшелоны с солдатами-победителями потянулись на восток. Первыми отпускали "стариков" и сибиряков. "Сибиряком" он стал по сталинско-бериевскому указу, когда весь калмыцкий народ был выслан в северные районы страны. И приехал к родным в Тюменскую область, в совхоз "Дор-Урс".
Привез подарки: из солдатского вещмешка вытаскивал невиданные по тем временам гостинцы: сало-шпик, американские консервированные колбаски, сахар-рафинад, отрезы ткани. Из него потом сшили пальто.
Командир батальона, прощаясь, вывел его перед строем, обнял и снял с себя офицерский ремень и швейцарские часы и подарил старому солдату. Часы потом он отдал старшей дочери Марии, а та их продала за железнодорожный билет, когда не могла выехать из Омска в Тюмень, к родным.
После войны выяснилось многое. Обычно немногословный он начал писать длинные письма, и каждое письмо начиналось со слов: "Милая Харлун". Так он обращался к жене. И дивились односельчанки, непривычные к такому романтическому слогу. "Ну и молчун", - посмеивались земляки. Когда он приехал в Тюменскую область к родным, то он сказал, что за него писал письма полковой писарь. Возможно, грамотный писарь таким образом убивал на фронте время, а может и соскучившись по общению со своей милой, изливал любовь в таких письмах. И как знать, может таяло в далеком тылу, в холодной Сибири у милой Харлун сердце от теплых слов.
Старый солдат умер в 1966 году. Его мучали суставы. Сколько раз он проваливался в воду, болота, когда тащил ящики со снарядами... Он рассказывал близким об этом. Две медали было у него и две благодарности - от маршала Жукова и Телегина. Правда, он возмущался: "Я ведь служил у Рокоссовского, на Белорусском фронте"...
Умерли его сын Дорджи, дочь Ольга, которые жили в Элисте, нет средней дочери Надежды, она жила в Кетченерах. Но жива дочь Мария Гаряевна, ей 95 лет. У нее великолепная память, в свои годы бабушка читает книги (в ходу Пастернак, Солженицын и другие), слушает аудиокниги, так как устают глаза, пишет в тетрадки воспоминания. Большая жизнь: есть что вспомнить.
В Элисте, Кетченерах и даже в далекой Америке живут внуки и правнуки старого солдата Санже-Гаря Акаевича Акаева.
Эту военную историю мне поведала его внучка из Кетченеровского района Наталья Давашкина, с которой мы учились в школе, и когда-то я слышал рассказ известного юриста Вениамина Сергеева о том, что Санже Акаев, который доводился ему родственником, привез с фронта серебряную ложку, которую его семья хранила много лет.
В этой истории нет батальных сцен, грома битв - здесь простые военные будни, из них складывалась Великая Отечественная. Чтоб почувствовать войну, надо просто закрыть глаза - и вы увидите, как по военным дорогам медленно едет телега со снарядами, а рядом невозмутимо вышагивает пожилой калмык. Эта телега едет к Берлину. И доедет! И в том числе и за тех калмыков, которых снимали с фронтов и отправляли в ГУЛАГ, а они, боевые ребята с орденами и медалями, охраняемые толсторожими охранниками, не нюхавшими пороха, ломали кирками горную породу, катили неподъемные тачки. Их гимнастерки истлевали на них, так как они, фронтовики, не хотели надевать арестантские робы. Они превращались в доходяг. Умирали. А многие убегали из ГУЛАГА на фронт. Я горжусь ими...

Менке КОНЕЕВ

Видео