Душа человека не умирает...

14-01-2021, 13:45 | Таңһчин зәңгс » Санл

Слово «был» порою приобретает грустный оттенок. Все когда-то заканчивается. Уходит эпоха и вместе с ней люди, бывшие частью её истории.

В ноябре этого года в возрасте 90 лет, не дожив пяти дней до 91-го года, покинула этот мир одна из старейшин калмыцкого народа, наша ээҗ (бабушка) Ольга (Боля) Александровна Чурюмова (Буджалова). Она была знатоком национальных обычаев и традиций, помнила много поговорок и пословиц. В последние годы жизни она встречалась с разными учеными, этнографами и исследователями, в том числе из-за границы. Давала интервью республиканскому радио и телевидению, участвовала в национальных проектах. Её поколение мало видело в жизни хорошего, на лучшие годы их жизни выпали война с фашистами и молот сталинских репрессий, невольная жизнь на чужбине. Но были в их жизни и светлые моменты: возвращение домой, восстановление республики, старость в окружении любящих детей и внуков.
Родилась Ольга Александровна в 1929-м году в небольшом хуторе Власовка Ростовской области. До революции 1917-го года и гражданской войны это была большая станица, одна из тринадцати калмыцких аймаков на Дону, но ее сожгли большевики. Вспоминая детские годы, она говорила, что рядом с хутором протекали две реки: Сал и Ерик. В Сале вода была соленая, и местные называли ее «һашун уста», а в Ерике – сладкая, за водой с ведрами ходили калмыцкие дети, по пути брызгались, играя, и называли реку «әмтәхн уста». Калмыцкое имя нашей ээҗ (бабушки) было Боля. В семье, кроме нее, рос брат Николай, старше ее на девять лет. Семья Чурюмовых в своем хуторе славилась трудолюбием и талантами. Глава семейства, Александр Бадьминович, был хорошим сапожником, её брат Николай играл на музыкальных инструментах, он работал заведующим сельским клубом. В их семье каждый мог взять в руки саратовскую гармонь или домбру, сыграть незабываемые калмыцкие и русские мелодии. Во Власовке их все уважали. Её отец был участником Первой мировой войны и защищал Родину на западных рубежах империи, был ранен и лежал в госпитале в Варшаве, теперь это столица иностранного государства. А после революции участвовал в гражданской войне. Вспоминая былые военные годы, он любил напевать:
Деникин полкднь җирһл эдлҗ йовлав,
Тундутовин полкд ду - бииһәр йовлав,
Мамонтын полкд махн шөләр йовлав,
Корниловин полкд карамель шикрәр йовлав.
Родные предостерегали, чтобы он не пел громко, так как могут услышать, ведь в стране начинались страшные времена репрессий. В памяти из детства остался дедушка Адучи, отец матери, невысокий седой старичок. А нашу прабабушку звали Очр (Евдокия). Кроме родителей и старшего брата, Ольга Александровна с теплотой вспоминала имя человека, который в те нелегкие времена стал членом их семьи. Это буддийский гелюнг (священнослужитель) Бадма Гучинович Зодбинов. До Октябрьской революции он служил при хуруле. Но с приходом советской власти начались гонения против священнослужителей, многих убили, некоторые погибли в лагерях. Ему пришлось скрываться, а так как из родных никого не было, он жил у Чурюмовых. По воспоминаниям Ольги Александровны, с ними он был одной кости (система родства, баһ буурл яста). В те годы у калмыков эта система родства порою была ближе, чем кровная.
Старший брат Ольги Александровны, Николай, перед началом Великой Отечественной войны успел жениться, у него родился сын. Затем был призван в Красную Армию и там встретил войну. Прадедушка, Александр Бадьминович, незадолго до войны ушел из жизни. В самом начале Великой Отечественной войны прабабушка Очр потеряла зрение, так как не получала лечения из-за трудности военных дней. Но, будучи зрячей, успела научить дочь шить. Перед оккупацией с фронта приходили письма от брата, но с приближением немцев связь оборвалась. Ээҗ (бабушка) успела окончить два класса и одну четверть, потом учителей эвакуировали. Когда фронт приблизился к Власовке, полдня шел бой, местные прятались в окопах. Хутор оказался в оккупации. В одну ночь немцы ушли и пришли части Красной Армии, люди радовались, значит, война скоро закончится и родные вернутся с фронта. Но впереди весь народ ждала новая беда.
- 28 декабря к нам в дом вошли трое солдат. Один из них приказал быстро собираться. Моя слепая мама,встав, сказала: «У меня сын Николай служит в Красной Армии». Тогда официально был зачитан указ правительства страны. Деваться было некуда, я собрала небольшие пожитки, взяла за руку маму, и мы пошли на улицу», - так вспоминала тот страшный день Ольга Александровна.
На городском вокзале собрали калмыков со всего района. Люди были в ужасе. Многие из них были одеты не по-зимнему, так как солдаты, угрожая прикладом, быстро выводили их из домов. Дорога была дальняя, ехали они в товарняках, на которых обычно перевозят скот. Вагоны были с большими щелями, поэтому покрылись инеем. Люди промерзали до костей. Многие умирали по пути, трупы скидывали на ходу. Были страшные рыдания, вопли людей. Умирали старики и дети…
Ольга Александровна с мамой попали в г. Тюмень, жили в деревянных бараках. Здесь калмыки тоже испытывали тяжелые невзгоды и мучения. Как она вспоминала, в первые месяцы люди умирали целыми семьями от голода и холода. Она тогда была подростком. Вот из таких детей, как и она и даже младше, была создана детская бригада, которая вывозила трупы умерших калмыков. В Сибири она выполняла и другие тяжелые работы. Например, кидала уголь на электростанции. Получала паек и зарплату наравне со взрослыми, некоторые возмущались. Но среди них были те, кто заступался за девочку: она же еще маленькая, старается, у неё мама слепая, содержать же надо. Многие местные были настроены враждебно к ссыльным, чему способствовала пропаганда властей, но были среди них и такие, которые испытывали сочувствие к изгнанным из родного дома людям. Спустя определенное время, на работе стали выдавать муку, Ольга приносила её домой. Прабабушка Очр месила тесто, и получались сухие пышки, которые она продавала, а потом покупала нужные продукты. Однажды одна женщина-покупательница взяла пышки и отказалась платить: «Молчи, а то милицию вызову». Что делать, за незаконную продажу можно было поплатиться ссыльной девочке. Но за неё заступился один мужчина на рынке: «Отдай деньги, зачем маленькую девчонку дуришь». Этот пример показывает, что и в то время находились люди, которые, несмотря на пропаганду и предрассудки, испытывали человеческое сострадание к ссыльным калмыкам. Один раз Ольга Александровна пришла в барак в слезах, так получилось, что она потеряла продуктовую карточку. Её слепая мама успокоила дочь, приободрив словами, что ничего страшного: «Утром разбужу, сбегаешь на то место, может, найдешь». На следующее утро она нашла продуктовую карточку на том месте, где потеряла, каким-то чудом её никто не нашел и не взял. Рассуждая о тех трагических для калмыков годах, она задавалась вопросом: «Как она, девочка 13-14 лет, и её слепая мама смогли выжить в том аду. Ведь на их глазах люди умирали целыми семьями».
Несмотря на трудности, старались не забывать свои традиции: они собирались вместе, зажигали лампадки, читали молитвы и надеялись, что когда-нибудь вернутся домой, в калмыцкие степи. Во время выселения прабабушка успела взять лампадку дяди Бадмы. В конце 1945-го года из Широклага стали возвращаться солдаты-калмыки. По словам Ольги Александровны, они были измученные, очень истощенные. Многие не вернулись к родственникам, в том числе и её брат, старший лейтенант Николай Чурюмов. Как позже выяснится, его жена и маленький сын также умерли в первые месяцы в ссылке. История любой калмыцкой семьи того времени – это время разлуки, несправедливости, слез и потерь.
На чужбине, в Тюмени, были бабушки-калмычки, мацгта эмгд, они старались соблюдать и сохранять буддийские традиции. Моя прабабушка Очр обладала даром целительства и помогала людям. В среде ссыльных калмыков её называли Болян ээҗ (мама Боли) и часто обращались за помощью. Лечить людей она начала в Сибири и продолжала до глубоких лет. Когда «дядя Бадма» был жив, она заучила у него буддийские молитвы. А покинул этот мир Зодбинов Бадма Гучинович в 1947-м году в Тюмени.
- Боля, не плачь, душа человека не умирает, она живет. Я хоть и умру, но душа моя будет жить. Всю твою жизнь буду тебя оттуда оберегать, буду твоим сәкүсн. Мой земной путь завершился, но вы с мамой вернетесь домой, – сказал он ей в утешенье, вспоминала Ольга Александровна.
Рассказывая о жизни в ссылке, она с благодарностью вспоминала двоюродную сестру своей матери Сангу (Александру) Харитоновну Шаджанову, гагу Адму Цакировну Амнинову, семью Джалчиновых. Они, как и все спецпереселенцы, тоже испытывали трудности, но по возможности помогали им. В 1950-м году старшие родственники засватали ее за земляка-одностаничника Ивана Казаковича Буджалова. В молодой семье родилось трое детей. По совету своей матери Ольга Александровна приютила одинокую бабушку, калмычку Киштю, она тоже была с бембдякинского аймака. А в 1957-м году все вместе вернулись из ссылки, на родную землю. Это было радостное и в то же время грустное событие, не все земляки вернулись живыми с полей войны и мест ссылки. Хутор Власовка не восстановился в былом виде, и Буджаловы поселились неподалёку, в селе Ульяновка. Иван Казакович ухаживал за скотом, а Ольга Александровна была дояркой, у них родилась дочь Вера. В те годы они познакомились и сдружились с известным в Калмыкии ламой Санджи гелюнгом (Санджи Уланов). Духовное образование он получил в Тибете, затем был отправлен в Сальские степи к донским калмыкам. С приходом советской власти подвергся репрессиям и был сослан в северные лагеря. В 1957-м году со своим народом вернулся в Калмыкию, продолжал исполнять духовные обязанности. Он был под негласным надзором властей, поэтому часто менял место жительства. В один из дней Санджи гелюнг приехал в Ульяновку и спросил у местных русских, есть ли в селе калмыки. Они указали на дом, где жили Буджаловы. Он часто гостил у Ольги Александровны и Ивана Казаковича, один раз зимовал у них, знал их четверых старших детей. Санджи гелюнг лечил их сына Эренжена. Один раз ээҗ узнала, что Санджи гелюнг в Башанте, и отправила ааву за ним, по счастливой случайности они встретились на вокзале в г. Сальске. Они были единственной калмыцкой семьей в Ульяновке, но всё равно дома разговаривали только на калмыцком языке. Старшая дочь Светлана, когда пошла в школу, не знала русского языка. Со временем все больше земляков переезжало в Калмыкию. Прабабушка Очр понимала, что, став взрослыми людьми, внуки, проживая вдали от соплеменников, могут потерять национальную идентичность. Поэтому посоветовала переехать в Калмыкию: «Иван, Боля Хальмгт одхмн, хальмгудыг хәәхмн». Спустя годы, анализируя жизнь предков, понимаешь, насколько мудрыми они были, конечно, им было нелегко второй раз после 1943-го года оставлять родовую землю, но ради будущего своих потомков, чтобы они не забыли свои калмыцкие корни, Иван Казакович и Ольга Александровна перебрались поближе к единоверцам. В начале 1960-х годов они переехали в Калмыцкую АССР и поселились в поселке Кердата. На новом месте у них родился младший сын Сергей. В Сибири с ними жили уроженцы этих мест, она помнила, как бабушки кердатинки, тоскуя по родному хотону, напевали песню:
Бүтү цоксн заборнь
Бүдермес дунднь дүңгәнә.
Ээҗ часто собирала у себя стариков, варила калмыцкий чай, в доме звучали протяжные калмыцкие песни и буддийские молитвы, ей посчастливилось дожить до времени, когда самая старшая внучка Надежда сама стала бабушкой. А у нее было 18 (19) внуков, 33 правнука и 1 праправнучка. За несколько часов до своего ухода она вспомнила, что в этот день в 1967-м году не стало нашей прабабушки, ее матери Очр. Ольга Александровна Чурюмова (Буджалова) была жизнерадостной, но в то же время крепкой, сильной духом. Жила по заветам предков, три раза в месяц, в дни мацг, зажигала лампадку. Она была настоящей ойрат-калмычкой, потомственной бузавкой (донской казачкой). Мы будем надеяться и молиться, чтобы ее душа оказалась в лучшем мире, снова встретилась с учением Будды и достигла просветления во благо всех живых существ.

Савр Буджалов

Видео